Что такое древняя греция. Комедия

Подлинным воплощением духа, выразителем идей классической эпохи стал театр , так же как в предшествующий период архаики. Прообразом первых театрализованных представлений историки театра считают празднества в Афинах, посвященные богу виноделия Дионису, сыну Зевса и фиванской царевны Симелы.

Маска Дионисия

В честь бога Диониса устраивались дионисии - веселые шествия, участники которых изображали сатиров, свиту Диониса. Они надевали на себя козлиные шкуры, плясали и распевали песни для своего хмельного бога, которого изображал один из ряженых. Весь обряд завершался жертвоприношением козла. Эти представления получили название трагедии, что в буквальном переводе означает «песнь козлов».

Первоначально хор состоял из двенадцати человек, певших и танцевавших поочередно: песни и танцы составляли главную часть представления. Позднее поэт Феспид добавил к хору одного актера, ведущего с хором диалог и руководившего хором (его называли корифеем). Тогда трагедия превратилась в драматическое действие.

Поначалу участники представления разыгрывали сцены из мифов только о самом Дионисе, позднее очередь дошла и до других мифов. После того как в первой половине V в. до н.э. Эсхил ввел в представление второго актера, Софокл - третьего, высокая литературная и музыкальная культура позволили перейти от обрядовых песен в честь Диониса к профессионально подготовленному представлению. Тогда древний «хор козлов» окончательно преобразился в драму, и возникло театральное искусство.

Но связь греческой трагедии с хоровой песней проявлялась в том, что и в дальнейшем хор играл в драме не меньшую роль, чем актеры. Это сближает греческую трагедию с нынешней оперой или ораторией. Темы и сюжеты трагедий также не были произвольно выбранными, но заимствованными из мифологии. «Персы» Эсхила или «Завоевание Милета» Фриниха - редчайшее исключение, подтверждающее правило.

Греческая трагедия, точно так же как гомеровский эпос, выполняла вместе с эстетической воспитательную функцию. Авторы трагедий стремились не только заинтересовать зрителя, но и устрашить, потрясти его, показать на примере жизни героев действие божественных законов. В трагедии получило наиболее полное выражение такое понятие греческой культуры, как катарсис (очищение ), облагораживание людей, освобождение души от различных аффектов путем сострадания и переживаний.

Расцвет трагедии связан с именами великих драматургов Эсхила, Софокла, Еврипида. Каждый из них ставил проблему человека, его судьбы, справедливости и блага, но рассматривал их по-разному.

Трагедии Эсхила (525-456 до н.э.) объединяли понятия правды, справедливости, блага: существовал неотвратимый закон справедливого возмездия, установленный богами и ими же контролируемый. Как правило, у Эсхила воля богов справедлива, хотя в его трагедии «Прикованный Прометей» люди, овладевшие огнем, устами титана Прометея бросают вызов всемогущему Зевсу - жестокому, внушающему ненависть тирану. К лучшим трагедиям Эсхила также относятся «Персы» и «Орестея».

Конфликт трагедий Софокла (495-405 до н.э.) - драматическое противоборство человека и неотвратимого рока. Люди в его трагедиях осмеливаются противостоять богам, это очень яркие и необычные личности. Таковы Креонт и Эдип, Антигона и Электра, пытающиеся бороться с богами, но навлекающие на себя тем самым неизбежное возмездие рока. Всевозрастающее внимание к отдельной личности, характерное для Софокла, отражало, несомненно, все большее значение индивидуального начала в общественном строе и культуре классических Афин. Выдающиеся произведения Софокла - трагедии «Антигона», «Царь Эдип».

Обращение к человеку как к личности продолжается и в трагедиях Еврипида (480-406 до н.э.). Он полон скепсиса, доходит до прямого богоборчества, не верит в божественное происхождение законов и норм, регулирующих социальные отношения и поведение человека. Жестокость богов несомненна, но они не всесильны: источником страданий человека являются страсти и порывы его собственной души. Поэтому у Еврипида трагедия богов и героев превращается в трагедию людей. Для его образов свойствен глубокий психологизм, он выступает как настоящий исследователь тайников человеческой души. Еврипид известен как автор трагедий «Медея», «Троянки».

Расцвет аттической комедии связан с творчеством Аристофана (444- 387/380 до н.э.). Само слово «комедия» означает «песни космоса» - праздничного деревенского шествия. Соединение этих песен с драматическими сценками веселого, забавного содержания и дало новый жанр - комедию. В них смело соединялись фаллические шутки и похабщина с политической сатирой. Особенно это было свойственно для Аристофана, который в своих комедиях в аллегориях и символах представлял реальные политические драмы Афин. Таковы его комедии «Лисистрата», в которой дело мира в свои руки берут женщины, решившие не подпускать к себе мужчин, пока те не положат конец войне, «Всадники», направленная против афинской демократии, и другие его произведения.

291 до н.э.), автор комедий «Брюзга», «Третейский суд», «Самиянка» и др. Он знаменит своим искусным изображением индивидуальных характеров, тонкими психологическими мотивировками, прекрасным языком, а также большой изобретательностью сюжетов.

От современного античный театр отличался не только тем, что показывали, но и тем, как он был устроен. Представления длились лишь три дня во время праздника в честь Диониса. Давали подряд три трагедии, а затем сатирову драму - еще один эпизод из мифологии, но уже в облегченном, забавном освещении. Каждый из трех драматических поэтов, соревновавшихся друг с другом в эти дни, выносил на суд зрителей всю тетралогию , то есть полный цикл из трех трагедий и одной сатировой драмы. Представление шло под открытым небом, на круглой площадке - орхестре. Скамьи для зрителей были вырублены прямо в каменистом склоне Акрополя - этот простейший зрительный зал назывался театроном. В таком огромном открытом театре нельзя было рассмотреть ни мимики актеров, ни детали костюмов, поэтому участники представления выходили на сцену в длинных, торжественных одеяниях и в больших традиционных масках (закрывавших не только лицо, но и всю голову актера), которые должны были обозначать или сценический тип персонажа (царь, старик, женщина - женские роли также играли мужчины), или душевное состояние (радость, горе, отчаяние). Приходилось увеличивать и фигуру актера, для чего применялась специальная обувь на высокой платформе - котурны. В греческом театре почти не было декораций. Весь этот ограниченный набор изобразительных средств был связан с ориентацией античной культуры, в том числе и греческого театра, на слуховое, акустическое восприятие. Каждый актер играл по несколько ролей (играли только мужчины), переодевались они в установленной у края орхесты специальной палатке - скены. В греческом театре была и несложная техника: подъемные механизмы обеспечивали появление богов и появление актеров из-под земли.

Поскольку театральные представления происходили в форме агона (состязания), после просмотра всех представленных произведений зрители определяли лучшую постановку, лучшего актера (в трагедии играло не больше трех актеров) и лучшего хорега (организатора представления). В заключительный день праздника они получали награды, и их имена заносились в специальные архивы города.

(Дионис окружен сатирами)

(Дионис, Бог виноделия, духовного экстаза и театра)

Древние греки считали, что очень важно для всех периодически посещать театры, где актёры разыгрывают драматические сюжеты, которые они называли «трагедиями». Театр представлял собой открытый полукруглый амфитеатр, построенный обычно на склоне холма. Амфитеатр позволял актёрам располагаться близко к зрителям. Главная сцена, место для хора и оркестра находились внизу. В целом греческий театр знает три типа спектаклей: трагедии, комедии и сатиры. Сатиры - это такие спектакли, в которых актёры изображали сатиров, древнегреческих мистических существ, полу-козлов, полу-людей, пьяных и вульгарных спутников бога виноделия и театра Диониса. Существовали особые праздники, когда правители закрывали все государственные заведения, рынки и суды, чтобы позволить гражданам стать зрителями на театральных представлениях трагедий. Праздник в честь Диониса длился целую неделю, и на нём игралось не менее 17 спектаклей. Он разворачивался в марте-апреле, когда начиналось время выхода в море. В Афины съезжались люди со всей Греции.

В этих трагедиях человек обычно либо нарушал какой то закон, либо переспал не с тем человеком, что в итоге приводило к смерти. Мораль историй заключалась в том, что всем руководят Боги и судьба, а не непосредственно нравственные заслуги человека. Самые известные греческие трагики это Эсхил, Софокл и Еврипид.

Философ Аристотель в «Поэзии» описал главные составляющие «трагедии». Герой трагедии должен быть хорошим человеком, лучше среднего, но имеющим небольшие изъяны и обладающий высокомерием, которое толкает его совершать обычно небольшие ошибки приводящие к катастрофическому исходу. Греческая «трагедия» - это показатель того, как хорошие люди из-за того, что все мы не совершенны, могут совершать ошибки. С одной стороны, греческие трагедии показывают, что мы живём в несовершенном мире, полном страданий; с другой стороны, страдания во многом вызваны нашими собственными ошибочными действиями, поэтому могут быть нами же изменены. Цель трагедий заключалась в том, чтобы с одной стороны преподнести нравственные уроки правильного поведения, а с другой, побудить людей не осуждать слишком строго других, не быть «ярыми моралистами», быть более снисходительными к чужим погрешностям, и наверное, к своим тоже.

Во времена древних греков, любая трагедия начиналась с вступительного пения хора состоящего из 50 (позднее число варьировалось в районе 15) мужчин, обычных граждан. Хор обычно находился там же где и оркестр. Потом из этого хора выделялся главный актёр, пока на сцене не оказывалось 3 главных актёра, постоянно меняющих маски и играющих разные роли.

В греческой трагедии хор обычно выступает в роли «совести» подсказывающей главному герои не идти на поводу у своего высокомерия. Хор также олицетворял «голос масс»; в чём то греческие спектакли были политическими, и главные герои никогда не были отделены от хора, то есть от народа, от массы. Это то, что отличает древнегреческий театр от современного, в котором хор не является важной частью театра.

Как это сильно отличается от нашего общества, в котором даже малые погрешности отдельных людей, начиная от неосторожно брошенного слова, до изъянов внешнего облика, воспринимаются массами почти непростительными, конечно речь обычно всегда идёт о «чужих погрешностях».

К тому же в нашем обществе принято осуждать не пороки, а людей. Публично называются имена, эти имена обсуждаются и осуждаются, на них навешивают ярлыки. Может быть и в этом плане нам стоит поучиться у древних греков?

От трагедии к комедии

Вдохновением для греческих трагедий служила греческая мифология, которая была частью греческой религии. Это были истории о нравственности, показывающие различие между добром и злом. Сцены убийства никогда не позволялось показывать, и «стоны умирающего» можно было услышать только за сценой. В конце греческой трагедии всегда затрагивающей темы страдания, смерти, и разлуки, имеет место то, что греки называли «катарсис» - очищение. Все кто когда либо плакал при просмотре трогательных фильмов, понимает, что это такое, какими очистительными и успокоительными могут быть слёзы для человеческой психики.

Греки настолько любили театр, что часто рисовали сцены из спектаклей на керамических изделиях. Трагические актёры обычно изображались изящно красивыми, облик которых возвышает сознание. Статуэтки изображающие комедийных героев, часто помещали в усыпальницы, вероятно греки считали, что умершим, не видящим свет солнца (смерть греки ассоциировали с темнотой, не способностью видеть солнечный свет), комедийные смешные персонажи принесут радость.

На ранних этапах театрального жанра, поэтам не позволялось делать политические ремарки, и это стало возможным только с приходом греческой комедии. Комедии часто представляли собой злую сатиру, в которой использовался сарказм и высмеивание, не только людей, обычно известных, но и идей. Комедии шли после трёх последовательных трагедий, и служили облегчением для «истерзанных трагедиями душ зрителей». В отличии от трагедий, которые всегда изображали древние истории, комедии относились к «здесь и сейчас», к современным событиям. Также в отличии от трагедий, в комедиях никто «не умирал». Все трагедии всегда описывали жизнь высоких сословий, аристократов, в комедиях же речь шла о более низких слоях афинского общества. В трагедиях никогда не затрагивались плотские аспекты: еда, секс; в комедиях высмеивались в основном именно эти аспекты. Всё актёры на сцене были мужчинами, но не все играли мужские роли. Актёры обычно выступали в масках и читали поэмы. Постепенно число главных актёров увеличивалось, позднее добавились декорации (фоновые изображения) и музыкальное сопровождение. Для греческих комедий не было чем то из ряда вон выходящим иметь целый хор состоящих из овощей!

Греки очень любили соревноваться во всех аспектах жизни: спорте, политике, философии и искусстве. Спектакли которые в итоге были показаны на религиозном фестивале («агон»), должны были пройти конкурс и отбор. Только самые стоящие трагедии, одобрялись арконом (скамьёй судей). Эти спектакли получали финансовую поддержку и время для репетиций. Аркон решал кто будут трое граждан, которым предстоит спонсировать хор для одного из выбранных спектаклей (государство оплачивало жалование поэта и ведущих актёров). Финансовая поддержка спонсоров делались чисто ради славы, а не выгоды. Поэты победители получали награду в форме бронзового котла треножника. Позднее актёры в главных ролях также стали получать награды.

В сюжетах греческих трагедий часто противопоставлялся нравственный выбор закону. Например, в известной драме поэта Софокла (496-406 до н.э.), «Антигона», главной героине пришлось расплатиться с жизнью за то, что она нарушила желание царя Креона из Фива, похоронив своего брата предателя Полиника (сына Эдипы и Иокасты из греческой мифологии).

Последним из классических трагических поэтов (раньше драматурги были поэтами) был Еврипид (484-407 до н.э.), известный своими умными диалогами и реализмом на сцене. Он озадачивал публику «вопросами на засыпку» на самые обыденные темы.

Многие классические трагедии были распечатаны для масс, имелись у правительства, как официальные документы, а также изучались в школах, как часть образовательной программы. Позднее, римляне перевели греческие постановки на латинский и дали начало новой форме театрального искусства «пантомима».

Смех в европейской литературе и культуре — как и практически все, что есть в европейской литературе и культуре, — начинается с античности. И пожалуй, первой формой организованного смеха стала античная . Конечно, греки, как и все нормальные люди, смеялись, по всей видимости, всегда, но в V веке до нашей эры мы впервые сталкиваемся с тем, что смех становится сознательной частью культуры, причем даже большей, чем литература. Именно этот феномен и называется древней аттической Аттика — область в Греции. Центр — город Афины. комедией.

Древняя аттическая комедия — это удивительное явление в истории культуры, даже с современной точки зрения, потому что она является не только жанром литературы, но и частью жизни по крайней мере одного города — Афин. Более того, комедия — одна из важнейших составляющих текущей жизни города, поскольку представление комедий (и ) было частью центральных , которые в Афинах праздновались довольно часто: Малых и Великих (посвященных богу Дионису, который считался покровителем театра) и некоторых других.

Откуда взялась комедия? Это отдельный и сложный вопрос, которым сейчас даже не принято особенно заниматься. Относительно него есть примерно то же решение, что в свое время Французская академия наук приняла относительно вечного двигателя: новые версии впредь не рассматривать.

Тем не менее ясно, что у комедии есть мифологические, фольклорные, религиозные истоки, но какие конкретно — мы не знаем. У нас есть много древних рассказов о том, что раньше люди ходили по деревням и пели всякие, как мы бы сейчас сказали, ругательные или поносные песни в адрес своих сограждан, — и вроде бы из этих песен и родилась комедия. Действительно, такие праздники существуют в разных культурах — и у нас они даже до сих пор сохранились в виде каких-нибудь колядок. Вероятно, были и какие-то иные корни.

Но так или иначе, комедия произошла из очень глубинного мифологического представления о том, что человека — хорошо, потому что это некоторым образом уравновешивает состояние мира: если ты человека ругаешь, то дальше у него все будет неплохо, а если хвалишь, то могут быть всякие неприятности. Это представление сохранилось во многих приметах и ритуалах, например в том, что новорожденного ребенка нельзя хвалить. Примерно то же самое было и в Греции.

Замечательно, что эта ругань становится составляющей важнейшего действа в истории и жизни весьма развитого культурного центра Греции — Афин V века до нашей эры.

Почему? Прежде всего, как обычно считается, благодаря ее политическому сообщению: комедия не только смешила, но и несла некоторые политические идеи. Аристофан пишет ее в 405 году до нашей эры. Это конец Пелопонесской войны между Афинами и Спартой, которую Афины все время проигрывали, но незадолго перед постановкой этой комедии одержали морскую победу — и появились некоторые надежды на успех.

Именно с этим связано важное политическое сообщение комедии. По тексту бог театра Дионис отправляется в подземное царство, чтобы вернуть в город трагика: все великие трагики умерли, а чтобы город победил в войне, нужен великий поэт. В подземном царстве два великих трагика — Эсхил и Еврипид, и выбор определяется тем, кто из них даст лучший совет городу. И хотя Дионис изначально отправился в подземное царство за Еврипидом, обратно он приводит Эсхила, потому что тот дает самый замечательный совет: с одной стороны, вернуть изгнанников в город, а с другой — уповать на флот.

Это вызывает большое одобрение в обществе, и нам объясняют, что именно политическая составляющая комедии является залогом ее успеха. Парадокс, правда, заключается в том, что второй раз эта комедия, главная идея которой — уповать на флот, была поставлена, по всей видимости, после того, как афин-ский флот потерпел сокрушительное поражение в битве при Эгоспотамах, после чего Пелопонесская война закончилась. Политическая идея комедии оказалась абсолютно неправильной — и тем не менее пьеса ставится второй раз. Этого никто никак не может объяснить.

Одно из возможных объяснений заключается в том, что эта политическая идея правильная, потому что она соответствует тому, что думает народ. И ее окон-чательная неправильность не является упреком комедии. В комедии все было сказано хорошо, а то, что получилось на деле, — ну, не получилось. К комедии это не имеет прямого отношения. Политика в комедии присутствует, но, по всей видимости, главное — не само ее наличие, а то, как она вплетена в общую структуру. Оказывается, что политическое содержание имело сиюминутный смысл, но «Лягушки» ценны для нас и, судя по этой второй постановке, для афинской аудитории не только и не столько этим.

Чем же? По всей видимости, тем, что в этом произведении разные уровни, разные смыслы комедии были сплетены, быть может, самым замечательным образом. И это как раз к вопросу о том, над чем смеялись и как смеялись в афинской комедии.

Смеяться зритель начинал, прямо когда герои выходили на . В первой сцене бог Дионис появляется вместе со своим рабом и они разговаривают друг с другом. Раб говорит Дионису: «Вот шуточка отличная!» Дионис отвечает: «Скажи смелей! Не говори лишь одного». — «Чего еще?» — «Что, но́шу перекладывая, треснешь ты». — «А это: издыхаю я под тяжестью. Снимите, а не то в штаны…» — «Прошу тебя, не продолжай! Давно уже тошнит меня».

С нашей точки зрения, это что-то странное. Афинские же зрители, по всей видимости, в этот момент заливались смехом: здесь содержится намек на традиционную для начала комедии сцену, когда появляется раб, который что-то тащит и говорит, как ему плохо, плачет, даже исполняет жалобную песнь. Соответственно, существуют слова, которые обязательно надо в этой сцене употреблять.

Аристофан запрещает рабу это говорить, потому что он — Аристофан, это не простая комедия. Тем не менее раб, как вы понимаете, все равно это произносит. И все страшно довольны. Это означает, что в комедии существовали узнаваемые сцены, в которых зритель заранее знал, что здесь надо смеяться, — почти как если бы поднимали табличку со словом «Смех». В дальнейшем комедия будет развиваться именно по этим сценам — сюжет и все сцены уже начиная с IV века до нашей эры будут стандартными. И все равно все будут смеяться — смеяться узнаванию смешного. И это уже само по себе интересно и показательно.

Дальше комедия идет своим чередом, и всю ее первую часть бог Дионис предстает чрезвычайно трусливым, постоянно врущим безобразным богом. В конце же он судит о том, кто лучший трагический поэт. Замечательно, что вопрос о том, кто лучший поэт трагедии, решает бог в комической ипостаси, бог как комический актер. Оказывается, что комичный бог — это то, каким он и должен быть.

Эта комедия уникальна еще и потому, что в ней два . Название «Лягушки» — это название одного из них. Дионис переправляется в , как и положено, в лодке Харона по страшной реке Стикс, которая в комедии превращается в болото или в озеро, и в нем квакают лягушки. Это замечательное сценическое действо: квакал красивый хор, видимо, выряженный в лягушек. Благодаря этому мы примерно знаем, как, с точки зрения греков, квакали лягушки. Это кваканье изображается как поэтическая песнь, и оно тоже чрезвычайно смешное.

До своего путешествия в подземное царство Дионис встречается с другим хором — хором мистов, людей, посвященных в афинский культ , праздника в честь Деметры и Персефоны — богинь плодородия — и Диониса. Этот хор мистов тоже присутствует на сцене.

Вообще, одна из главных проблем с интерпретацией этой комедии — было там фактически два хора или один? То есть были ли там разные актеры в разных костюмах или одни и те же актеры переодевались за сценой? Это вопрос не только сценографический, но и экономический, потому что два хора тренировать было очень дорого, и в конце Пелопонесской войны на это, по всей видимости, не было денег.

Элевсинские мистерии — это тайный культ Афин, который нельзя было разглашать. Обвинение в разглашении культа Элевсинских мистерий было одним из самых страшных, наряду с изменой родине. Оно предъявлялось многим известным людям. И тем не менее этот неразглашаемый культ присутствует на сцене, причем в самом комическом образе. Например, говорится, что хористы одеты в чрезвычайную рванину, и это всячески обыгрывается. С одной стороны, это просто смешно. С другой стороны — это один из способов решения экономической проблемы: просто у них были плохие, дешевые костюмы. И с третьей стороны — это шутка над тем, что в действительности одежды, в которых посвящались в Элевсинские мистерии, потом надо было носить, не снимая. Говорили, что люди посвящались в самой рванине, чтобы она поскорее пришла в полную негодность — и ее все-таки можно было снять. То есть это шутки над самым святым — что само по себе чрезвычайно показательно. Кроме того, это еще и радость узнавания самого тайного, в том числе и в смешной форме.

Ну и наконец, это комедия литературная. Она говорит о статусе, который литература имела в Афинах: для спасения города нужен поэт. Вся вторая часть комедии — это соревнование между Эсхилом и Еврипидом. В ходе соревно-вания видно, что Еврипид как поэт гораздо лучше. Но он проигрывает. И это замечательно сделано комедийно, чисто технически: на сцену вывозятся огромные весы, на которых взвешиваются стихи. Это одновременно пародия на один из самых важных текстов, на «Илиаду» Гомера, в которой взвеши-вается жребий героев, в частности Ахилла и Гектора. Тот герой, чей жребий перевесил, погибает. В комедии все наоборот: чьи стихи перевесили, то есть чья чаша пошла вниз, тот и побеждает. Вниз идут стихи Эсхила. Почему? Потому что у Еврипида легкие, изящные стихи, а Эсхил пишет про серьезное, и поэтому его стихи тяжелее. То есть получается, что поэт-то он хуже, но пишет про серьезное, а раз нам нужно про серьезное, выигрывает он — а не Еврипид, которого так любит Дионис. Все снова переворачивается с ног на голову.

Главная сцена, которая всех чрезвычайно занимает, для нас, может быть, не до конца понятна, зато является замечательной демонстрацией всего механизма комедии. В ней Еврипид читает свои стихи, а Эсхил все время туда вставляет фразу «Потерял бутылочку».

Ну, например: «Эней однажды, сноп колосьев жертвенных c земли поднявши…» — читает Еврипид. И Эсхил добавляет: «Потерял бутылочку». Фраза становится идиотической. И таких фраз там очень много.

В чем смысл? Самое простое объяснение — что у Еврипида однообразные стихи, в которые всюду можно поставить «Потерял бутылочку». Это, безусловно, правда. Замечательно, что Дионис прерывает процесс, когда Еврипид наконец читает стихи, в которые невозможно вставить «Потерял бутылочку». Дионис говорит Еврипиду: остановись, потому что Эсхил снова скажет: «Потерял бутылочку».

С другой стороны, бутылочка носит очевидный сексуальный, даже похабный характер, потому что это не просто бутылочка, а — такой сосудик с узким горлышком и широким туловищем. Это обсценный символ: «потерял бутылочку» означает «потерял мужскую силу». Это страшно смешно. И одновременно оказывается, что Еврипид лишается самого главного, что есть в комедии, — силы плодородия и потому проигрывает.

Наконец, из того, как дальше обыгрывался этот литературный текст, мы узнаем про третье измерение этой шутки. Эта бутылочка, такая дутая, большая, пухлая, означала возвышенный, раздутый стиль (в хорошем смысле слова). Благодаря этому стилю побеждает Эсхил, потому что сейчас нужна возвышенность и раздутость.

Тем самым оказывается, что даже одно слово в комедии несет сразу несколько смыслов. Смысл сексуальный, исконный для комедии; смысл буквального, нарочитого юмора; смысл литературный; смысл игровой — и одновременно яркий, наглядный, чисто сценический образ, потому что бутылочка, возможно, в этой сцене физически присутствовала, Эсхил ее отбрасывал.

Вот в этом соединении в одном слове различных уровней — от политического до религиозного, комического, поэтического, сексуального — и есть главный смысл смеха античной комедии. 

Расшифровка

V век в Греции — золотой век античной культуры, связанный прежде всего с Афинами, — традиционно называют веком драмы, и даже, более конкретно, веком . Греческая трагедия возникает в самом конце VI века до нашей эры и расцветает на протяжении V века, когда трагические становятся центром культурной жизни Афин — да и вообще всей Греции.

Для начала стоит сказать о том, что такое трагедия.

На протяжении многих веков само название «трагедия» — слово, вполне вошедшее в наш лексикон, — интерпретировалось как «козлиная песнь». Можно даже вспомнить произведение Константина Вагинова, которое так называется — именно потому, что за этим стоит слово «трагедия».

Почему трагедия — это «песнь козла», объясняли по-разному, и с этим связано несколько теорий происхождения трагедии.

Всем более-менее ясно, что трагедия должна иметь какие-то ритуальные корни. Она, как и комедия, напрямую связывалась с культовыми, религиозными в честь бога Диониса: Дионис считался покровителем театра и трагических состязаний, и в греческом стоял алтарь Диониса. У греков даже была пословица «Это не имеет отношения к Дионису». Как нам сообщают античные ученые, так говорили про плохую трагедию, ерунду — что-то вроде нашего «ни к селу, ни к городу».

Сейчас очень любят называть разные статьи и книги либо «Все по отношению к Дионису», либо «Кое-что по отношению к Дионису», либо «Ничего по отношению к Дионису». При этом практически ни в одной греческой трагедии из тех, которые до нас дошли — хотя до нас, по всей видимости, в полном виде дошло меньше 15 % всех трагедий, которые ставились в V веке, — не идет речи о Дионисе. Есть только одна трагедия, в которой Дионис присутствует, «Вакханки» Еврипида. Так что можно сказать, что греческая трагедия вообще не про Диониса.

Тем не менее очевидная связь трагедии с культом Диониса указывает на религиозное и ритуальное происхождение трагедии. Из-за названия считалось, что связывал их друг с другом именно козел. Объяснялось это по‑разному. Во‑первых, говорили, что козел — ритуальное животное Диониса. Во-вторых, — что козел был призом на трагических состязаниях (все трагедии представлялись на праздниках, главным образом на , где друг с другом соревновались три трагика). Наконец, третье объяснение заключается в том, что козлиная песнь — это песнь сатиров, спутников Диониса, козлоподобных существ, которые, возможно, изначально составляли греческой трагедии.

Каждый трагик представлял на празднике так называемую тетралогию: три трагедии, изначально связанные единым сюжетом, и одну . До нас более или менее целиком дошла только одна сатирова драма, «Циклоп» Еврипида, где, действительно, хор составляют сатиры. Обычно объясняют, что сатирова драма нужна была, чтобы зрители могли расслабиться после трагедии. Сначала, на протяжении трех драм, все очень плохо: происходят тяжелые события, всех убивают, течет море крови, — а потом наступает легкое, отчасти шуточное расслабление. Сатирова драма — это что-то среднее между трагедией и комедией, и она дает положительный или даже смеховой вариант мифа, в том числе представленного в трагедии.

Почти все эти объяснения не очень убедительны. Козел, конечно, был священным животным Диониса, но не единственным, а одним из большого списка, и отнюдь не самым главным. Козел был призом на трагических состязаниях, но не первым. А, как вы понимаете, когда соревнуются три человека, любой, не занявший первое место, проиграл — так что странно называть все произведение по названию не первого приза. Ну и наконец, похоже, что сатиры стали козлами довольно поздно и не были ими в тот момент, когда возникала трагедия. Поэтому некоторые исследователи полагают, что сами греки не понимали, что значит слово «трагедия». А когда греки не знали, что значит слово, они его тут же как-нибудь объясняли. Поэтому они придумали нам очень подробное объяснение, почему трагедия — это козлиная песня.

Я рассказываю эту историю лишь для того, чтобы обозначить: мы не знаем, откуда взялась греческая трагедия. Были ученые, которые уверенно и твердо заявляли, что они знают, что она родилась из определенного ритуала, чуть ли не в конкретном месте в конкретное время, но все это в известной мере гадание — если не на кофейной гуще, то на небольшом количестве свидетельств, которые до нас дошли. Мы можем говорить только о том, что у трагедии были некоторые ритуальные, культовые истоки.

Когда мы говорим о том, как развивалась трагедия, нам приходится брать на веру те сведения, которые нам дали сами греки — прежде всего Аристотель. Та часть «Поэтики» Аристотеля, которая до нас дошла, целиком посвящена трагедии. Для начала там говорится, что трагедия произошла из и что показал чуть ли не как правильно писать трагедии. Потом Аристотель сообщает, что трагедия произошла из той самой сатировой драмы. И, наконец, он пишет, что трагедия произошла из священных хоров в честь Диониса, из так называемого дифирамба. Дифирамбы исполнялись на тех же праздниках, что и трагедия — и вроде как сначала это были просто песни в честь Диониса, которые пел хор. Потом из хора выделился один запевала — его называли корифеем, — и из диалога корифея и хора появилась трагедия.

То есть Аристотель сообщает нам, что трагедия произошла сразу из всех жанров, которые существовали до нее: эпоса, и какой-то другой драмы. Это, скорее всего, свидетельствует о том, что греки сами точно не знали, откуда взялась трагедия. Но идея о том, что трагедия охватывает большое количество разнообразных культов в честь Диониса или большое количество литературных жанров, свидетельствует, по крайней мере, об одном — о том, что трагедия в V веке воспринималась как главный и чуть ли не единственный жанр литературы. Жанр, который вбирает в себя всё, что было до него, и не только литературу.

История о происхождении трагедии из дифирамба отражает само строение трагедии, которая состоит из двух начал: из партий хора и действий . Это взаимодействие хора и актеров — главное, что отличает трагедию.

Перемежающиеся партии хора и диалогические партии написаны немножко на разных языках, на разных диалектах литературного . Некоторые исследователи даже полагают, что если диалогические партии написаны на разговорном греческом, который был понятен афинскому зрителю, то хоры могли быть не очень понятны, тем более что они еще и пелись. Таким образом, жанр трагедии — это нечто среднее между театральной драмой, какой мы ее знаем сейчас, и, видимо, оперой.

Отсюда еще одна большая проблема: как ставить и переводить греческую трагедию. То, что могло быть не очень понятно афинским зрителям, уже совсем непонятно зрителям современным. Но при этом хор в трагедии был главным, это ее основная линия, основное содержание и, кстати, основные расходы.

И трагедия, и комедия ставились сначала на государственные, а потом на частные деньги — деньги так называемых , продюсеров, которым это поручало государство и которые боролись за это право. И, конечно, самым дорогим был хор: это пятнадцать человек для каждого трагика, которые специально тренировались, разучивали свои партии. Актеров было не так много. Аристотель рассказывает, что сначала был один актер, потом два, а потом три.

Действующих лиц в греческой трагедии, разумеется, было больше — значит, актеры играли разные роли. Причем актерами были только мужчины, соответственно, они играли и мужские, и женские роли. Благодаря не было видно лиц и можно было играть разных персонажей. И одна из самых занимательных задач, которые мы решаем при анализе греческой трагедии, — это какой актер кого играл. Это делается простым подсчетом количества персонажей в каждой конкретной сцене. Были, правда, еще персонажи без речей, так называемые молчаливые актеры.

Так вот, я говорил о том, что передать взаимодействие хора и актеров, говорящих чуть ли не на разных языках, очень трудно. При этом главные мысли трагедии передаются именно в партиях хоров, независимо от того, является ли хор внешним по отношению к действию или участвует в нем — как, например, происходит в «Агамемноне» Эсхила.

Сложность с переводами хоров заключается еще и в том, что, в отличие от диалогических партий, которые написаны ямбом, партии хора написаны сложными . Переводы античной трагедии всегда стремятся к более или менее точной передаче размера подлинника, но порой оказывается, что, для того чтобы передать это восприятие хора как чего-то особенного и самостоятельного, надо искать какую-то иную форму.

На мой взгляд, самым удачным переводом хора был тот, который ничему не соответствует — ни всей образной символике, ни размеру; он сделан как современный русский стих, в рифму (конечно, греки писали без рифмы). Это перевод одного из хоров еврипидовской «Медеи» Иосифа Бродского.

Когда, раззадорясь, Эрос
острой стрелой, не целясь,
пронзает сердце навылет,
сердце теряет ценность.
Пошли мне — молю Киприду —
любовь, а не эвмениду,
любовь, что легко осилит
предательство и обиду,
горечь и боль разлада.
Такая любовь — услада.
Другой мне любви не надо.

В этом переводе нет почти ничего от хора Еврипида. Но он передает самую важную часть греческого хора и греческой трагедии: это некий завора-живающий текст, скрепленный очень важными внутренними словесными лейтмотивами, которые в русском языке заменяет рифма. Это чрезвычайно напряженный текст. Для нас он одновременно непонятный и, вместе с тем, привлекающий каким-то содержанием, которое кажется нам вневременным и общим.

Хотя в действительности греческая трагедия всегда ставилась в конкретное время и в конкретном месте. Но об этом мы поговорим дальше. 

Расшифровка

Ходить в театр было гражданской обязанностью, которая финансировалась государством: людям платили из , чтобы они это делали. Один афинский оратор сказал, что эти театральные деньги — клей для демократии. То есть демократия держится театром, именно там афиняне получают опыт демократии.

Об этом же, хоть и с противоположной позиции, говорил Платон. У него получалось, что чуть ли не вся современная ему афинская демократия, которую он не очень любил, пошла из театра. Он говорил: хорошо бы в театре сидели только знающие люди, но там сидит черт знает кто. Они кричат, высказывают свое мнение, и в итоге в театрах вместо тонкого знания воцарилась «театрократия». И добро бы она оставалась в театре — но она перенеслась на город, и теперь в городе у нас тоже театрократия. Платон, очевидно, намекает на демократию — как в театре кто угодно высказывает свое мнение о трагедии, так и в городе кто угодно (то есть, в действительности, любой афинский гражданин) может высказывать свое мнение относительно порядка дел в государстве.

И вот это соотношение трагедии и города — как мы бы сейчас сказали, трагедии и политики, — быть может, тоже самое важное, что воспринималось зрителем. Любая греческая трагедия, независимо от ее сюжета, — это трагедия об Афинах.

Я приведу только один пример. Это трагедия «Персы», посвященная победе Афин над персами.

В «Персах» утверждается тот образ Афин, который потом, как некий афинский миф, пройдет через весь V век и сохранится до нашего времени — причем утверждается словами персов, врагов; на сцене нет афинских людей. Афины — богатый город, в котором главенствуют идеалы свободы, которым мудро правят, который силен морем (поскольку именно флот всегда ощущался как главная сила Афин, в этой трагедии главная победа греков над персами — это морская победа, победа при Саламине, одержанная в основном благодаря афинскому флоту; хотя в действительности афиняне одержали несколько побед, и победы на суше были не менее важными). Это блистательный образ.

С другой стороны, если внимательно посмотреть на трагедию, выясняется, что павшая Персия рисуется очень схожими чертами: раньше она была чрезвычайно мудро устроенным государством, в котором, как и в Афинах, царили законы. Даже богатство Персии, традиционное для образа Востока, похоже на богатство Афин. Персия отважилась на морской поход, и именно море становится источником силы персов — и в то же время тем местом, где они терпят поражение.

Очень многие исследователи говорят о том, что, хотя в этой трагедии рисуется положительный образ, который воспринимался аудиторией как идеологема «мы победили», этот же образ одновременно становится предупреждением. В Персии раньше тоже все было правильно — правильное устройство, законы, богатства. И она устремилась в море, так же как Афины. И чем дело кончилось? Поражением персидской державы.

По всей видимости, именно в тот момент, когда ставятся «Персы», Афины начинают думать о распространении своего влияния, о превращении в некую империю, которой они станут через некоторое время. И трагедия, показывая мощь и величие Афин, в то же время предупреждает город о том, чем величие может обернуться.

Вот эта двойственность, двусторонность мира, которая в «Антигоне» проявляется как две правды, в «Персах» проявляется как величие, которое может обернуться падением. И какую бы греческую трагедию мы ни стали читать, ее главная мысль — именно о неоднозначности происходящего вокруг, о сложности мироустройства. В том числе и о политической сложности, о том, что сиюминутное состояние человека и города (а трагедия, напомню, ставилась один раз, в конкретном месте, в конкретное время) всегда нужно соотносить с тем, что было, и с тем, что будет.

Иными словами, трагедия как литература неразрывно связана с трагедией как отражением истории, с трагедией как политическим событием. Двусторон-ность мира одинакова и в политике, и во внутреннем мире человека. И именно об этом греческая трагедия. 

Расшифровка

Напоследок стоит поговорить о какой-нибудь одной греческой . Выбрать, с одной стороны, очень сложно, а с другой — очень просто, потому что с легкой руки двух человек, разделенных большим временным промежутком, мы знаем, какая греческая трагедия — главная.

В «Поэтике» Аристотеля недвусмысленно звучит мысль о том, что лучший греческий трагик из трех великих трагиков — это Софокл, а лучшая греческая трагедия из всех греческих трагедий — это «Царь Эдип».

И в этом одна из проблем с восприятием греческой трагедии. Парадокс заключается в том, что мнение Аристотеля, по всей видимости, не разделяли афиняне V века до нашей эры, когда «Царь Эдип» был поставлен. Мы знаем, что Софокл с этой трагедией на проиграл, афинские зрители не оценили «Царя Эдипа» так, как его оценил Аристотель.

Тем не менее Аристотель, который говорит, что греческая трагедия — это трагедия двух эмоций, страха и сострадания, пишет о «Царе Эдипе», что всякий, кто прочтет оттуда хотя бы строчку, одновременно будет и страшиться того, что произошло с героем, и сострадать ему.

Аристотель оказался прав: вопросу о смысле этой трагедии, о том, как мы должны воспринимать главного героя, виноват Эдип или не виноват, уделили внимание практически все великие мыслители. Лет двадцать тому назад была опубликована статья D. A. Hester. Oedipus and Jonah // Proceedings of the Cambridge Philological Society. Vol. 23. 1977. одного американского исследователя, в которой он скрупулезно собрал мнения всех, начиная с Гегеля и Шеллинга, кто говорил, что Эдип виноват, кто говорил, что Эдип не виноват, кто говорил, что Эдип, конечно, виноват, но невольно. В итоге у него получилось четыре основные и три вспомогательные группы позиций. А не так давно нашим соотече-ственником, но по-немецки была опубликована огромная книжка, которая называлась «Поиск вины» M. Lurje. Die Suche nach der Schuld. Sophokles’ Oedipus Rex, Aristoteles’ Poetik und das Tragödienverständnis der Neuzeit. Leipzig, 2004. , посвященная тому, как интерпретировали «Царя Эдипа» за века, прошедшие с первой его постановки.

Вторым человеком, конечно, стал Зигмунд Фрейд, который, по понятным причинам, тоже посвятил «Царю Эдипу» немало страниц (хотя и не так много, как, казалось бы, должен был) и назвал эту трагедию образцовым примером психоанализа — с той лишь разницей, что психоаналитик и пациент в ней совпадают: Эдип выступает и в роли врача, и в роли больного, поскольку анализирует сам себя. Фрейд писал о том, что в этой трагедии начало всего — религии, искусства, морали, литературы, истории, что это трагедия на все времена.

Тем не менее эта трагедия, как и все другие древнегреческие трагедии, ставилась в конкретное время и в конкретном месте. Вечные проблемы — искусства, морали, литературы, истории, религии и всего прочего — соотносились в ней с конкретным временем и конкретными событиями.

«Царь Эдип» был поставлен между 429 и 425 годами до нашей эры. Это очень важное время в жизни Афин — начало Пелопоннесской войны, которая в итоге приведет к падению величия Афин и их поражению.

Трагедия открывается , который приходит к Эдипу, властвующему в Фивах, и говорит, что в Фивах мор и причиной этого мора, согласно пророчеству Аполлона, является тот, кто убил прежнего царя Фив Лая. В трагедии дело происходит в Фивах, но всякая трагедия — про Афины, поскольку она ставится в Афинах и для Афин. В тот момент в Афинах только что прошла страшная чума, выкосившая много , в том числе совершенно выдающихся, — и это, конечно, аллюзия на нее. В том числе во время этой чумы погиб Перикл, политический лидер, с которым связано величие и процветание Афин.

Одна из проблем, занимающих интерпретаторов трагедии, — это ассоции-руется ли Эдип с Периклом, если ассоциируется, то как, и каково отношение Софокла к Эдипу, а значит, и к Периклу. Вроде бы Эдип — ужасный преступник, но одновременно он спаситель города и до начала, и в конце трагедии. На эту тему тоже написаны тома.

По-гречески трагедия буквально называется «Эдип тиран». Греческое слово (), от которого произошло русское слово «тиран», обманчиво: его нельзя переводить как «тиран» (его так и не переводят, как можно увидеть из всех русских — и не только русских — версий трагедии), потому что изначально это слово не имело отрицательных коннотаций, которые есть у него в современном русском языке. Но, по всей видимости, в Афинах V века оно этими коннотациями обладало — потому что Афины в V веке гордились своим , тем, что здесь нет власти одного, что все граждане равным образом решают, кто лучший трагик и что лучше для государства. В афинском мифе изгнание тиранов из Афин, произошедшее в конце VI века до нашей эры, — одна из важнейших идеологем. И поэтому название «Эдип тиран» — скорее отрицательное.

Действительно, Эдип в трагедии ведет себя как тиран: упрекает своего шурина Креонта в заговоре, которого нет, и называет подкупленным прорицателя Тиресия, который говорит о страшной судьбе, ждущей Эдипа.

Кстати, когда Эдип и его супруга и, как потом окажется, мать Иокаста рассуждают о мнимости пророчеств и их политической ангажированности, это тоже связано с реалиями Афин V века, где были элементом политической технологии. У каждого политического лидера были чуть ли не свои прорицатели, которые специально, под его задачи, истолковывали или даже сочиняли пророчества. Так что даже такие вроде бы вневременные проблемы, как отношения людей с богами через пророчества, имеют вполне конкретный политический смысл.

Так или иначе, все это свидетельствует о том, что тиран — это плохо. С другой стороны, из других источников, например из истории Фукидида, мы знаем, что в середине V века союзники называли Афины «тиранией» — понимая под этим мощное государство, которое управляется отчасти демократическими процессами и объединяет вокруг себя союзников. То есть за понятием «тирания» стоит представление о мощи и организованности.

Получается, что Эдип — символ той опасности, которую несет мощная власть и которая кроется в любой политической системе. Таким образом, это трагедия политическая.

С другой стороны, «Царь Эдип» — это, конечно, трагедия важнейших тем. И главная среди них — тема знания и незнания.

Эдип — мудрец, который в свое время спас Фивы от страшной (потому что сфинкс — это женщина), разгадав ее загадку. Именно как к мудрецу к нему приходит хор фиванских граждан, старейшин и юношества, с просьбой спасти город. И как мудрец Эдип заявляет о необходимости разгадать загадку убийства прежнего царя и разгадывает ее на протяжении всей трагедии.

Но одновременно он и слепец, не знающий самого важного: кто он такой, кто его отец и мать. В стремлении узнать истину он игнорирует все, о чем его предупреждают окружающие. Таким образом получается, что он мудрец, который не мудр.

Оппозиция знания и незнания — это одновременно и оппозиция видения и слепоты. Слепой пророк Тиресий, который в начале разговаривает с видящим Эдипом, все время говорит ему: «Ты слеп». Эдип в этот момент видит, но не знает — в отличие от Тиресия, который знает, но не видит.

Замечательно, кстати, что по-гречески видение и знание — это одно и то же слово. По-гречески знать и видеть — οἶδα (). Это тот же корень, который, с точки зрения греков, заключен в имени Эдипа, и это многократно обыгрывается.

В конце, узнав, что это он убил своего отца и женился на своей матери, Эдип ослепляет себя — и тем самым, став, наконец, подлинным мудрецом, теряет зрение. Перед этим он говорит, что слепец, то есть Тиресий, был слишком зряч.

Трагедия построена на чрезвычайно тонкой игре (в том числе словесной, окружающей имя самого Эдипа) этих двух тем — знания и зрения. Внутри трагедии они образуют своеобразный контрапункт, все время меняясь местами. Благодаря этому «Царь Эдип», будучи трагедией знания, становится трагедией на все времена.

Смысл трагедии тоже оказывается двойственным. С одной стороны, Эдип — самый несчастный человек, и об этом поет хор. Он оказался ввергнутым из полного счастья в несчастье. Он будет изгнан из собственного города. Он потерял собственную жену и мать, которая покончила с собой. Его дети — плод инцеста. Все ужасно.

С другой стороны, парадоксальным образом Эдип в финале трагедии торжествует. Он хотел узнать, кто его отец и кто его мать, и узнал это. Он хотел узнать, кто убил Лая, — и узнал. Он хотел спасти город от чумы, от мора — и спас. Город спасен, Эдип обрел самое важное для него — знание, пусть ценой невероятных страданий, ценой потери собственного зрения.

Кстати, Софокл внес в известный сюжет изменения: Эдип раньше не ослеплял себя, а внутри софокловой драмы ослепление — естественный финал, выражение и поражения, и победы.

В этой двойственности — литературный и политический смысл трагедии, поскольку она демонстрирует двусторонность власти, связанность власти и знания. В этом залог цельности, поразительной выстроенности этой трагедии на всех уровнях, от сюжетного до словесного. В этом же залог ее величия, сохранившегося на протяжении веков.

Почему же афинская публика не оценила «Царя Эдипа»? Быть может, именно интеллектуализм трагедии, очень сложная запакованность в нее различных тем оказались слишком сложными для афинской публики V века. И именно за этот интеллектуализм наверняка и ценил прежде всего «Царя Эдипа» Аристотель.

Так или иначе, «Царь Эдип» воплотил основной смысл и основной посыл греческой трагедии. Это, прежде всего, интеллектуальный опыт, который соотнесен с опытом самого разного свойства, от религиозного и литературного до политического. И чем теснее эти разные смыслы взаимодействуют друг с другом, тем удачнее и важнее ее смысл и тем сильнее ее эффект. 

Древнегреческая комедия была популярной и влиятельной формой театра, исполненной по древней Греции с 6-го века до нашей эры. Самыми известными драматургами жанра были Аристофан и Менандр, их произведения и те, что были у их современников, вызывают умиротворения у политиков, философов и других художников. В дополнение к поддержанию их комического прикосновения пьесы также дают косвенное, но бесценное понимание греческого общества в целом и дают подробную информацию о работе политических институтов, правовых систем, религиозных практик, образования и ведения войны в эллинистическом мире. Уникально, пьесы также показывают нам что-то от личности аудитории и показывают, что щекотало чувство юмора у греков. Наконец, греческая комедия и ее непосредственная предшественница греческой трагедии вместе образуют основу, на которой основывается весь современный театр.

ПРОИСХОЖДЕНИЯ КОМЕДИЙНЫХ ИГР
Точное происхождение греческих комедийных пьес теряется в тумане предыстории, но деятельность людей, одевающихся и подражая другим, должна обязательно пройти долгий путь перед письменными записями. Первые признаки такой деятельности в греческом мире происходят из керамики, где украшение в VI веке до нашей эры часто представляло актеров, одетых как лошади, сатиры и танцоры в преувеличенные костюмы. Другим ранним источником комедии являются стихи Архилоха (VII в. До н. Э.) И Гиппонакс (VI в. До н. Э.), Которые содержат грубый и откровенный сексуальный юмор. Третье происхождение, процитированное как таковое Аристотелем, заключается в фаллических песнях, которые исполнялись во время Дионисийских фестивалей.

COMEDY PLAY
Несмотря на нововведения, комедийная пьеса следовала традиционной структуре. Первая часть - это парадокс, в который вошли хор из 24 исполнителей и исполнил ряд песен и танцев. Одетые, чтобы произвести впечатление, их диковинные костюмы могли представлять что угодно от гигантских пчел с огромными жалом к ​​рыцарям, ездящим на другого человека в подражание лошади или даже разнообразной кухонной утвари. Во многих случаях пьеса была фактически названа в честь хора, например, «Оси» Аристофана.

Второй этап шоу - это агония, которая часто была остроумным устным конкурсом или дебатами между главными актерами с элементами фантастического сюжета и быстрой сменой сцен, которые могли включать в себя некоторые импровизации (если ссылки на конкретных членов аудитории воспринимаются как лица, фактически присутствующие в театре). Третьей частью пьесы был парабазис, когда хор говорил напрямую с аудиторией и даже прямо говорил поэт. Финал финальной передачи комедийной пьесы был экзофосом, когда Хор передал еще одну зажигательную песню и танцевальную рутину.

Все исполнители были мужскими профессиональными актерами, певцами и танцорами, и им помогали в своем стремлении представить огромное количество человеческих и нечеловеческих персонажей замечательными костюмами и высоко украшенными масками для лица. Главные действующие лица - один главный герой (который принимал львиную долю в центре внимания) и два других актера, исполняли все выступающие части. Иногда допускался четвертый актер, но только если он не был инструментом для сюжета. Эти ограничения заключались в обеспечении равенства в конкуренции и удержании расходов государству, которое финансировало профессиональных участников. Хор, костюмы, музыканты и время репетиции были профинансированы назначенным частным гражданином, khorēgos, роль которого несли большой престиж.

Из-за ограниченного количества участников тогда каждый исполнитель должен был взять на себя несколько ролей, которые включали быструю смену костюма и использование узнаваемых персональных масок, таких как для рабов или богов, таких как Геркулес и Гермес. Кроме того, некоторые маски, возможно, были украшены, чтобы изобразить в карикатуре некоторые современные фигуры, которые поэт хотел высмеять. Маски, однако, лишали актера использования выражений лица, и поэтому использование голоса и жеста стало чрезвычайно важным. Костюмы были еще одной важной визуальной частью спектакля, а самые распространенные были дополнены колготками и короткой туники, в которой был обнаружен ложный и преувеличенный фаллос (связанный с ритуалом Диониса) - деталь, хорошо видна на многих комических сценах, представленных на греческой керамике.

Пьесы проводились в театре под открытым небом (театрон), таком как Дионисос в Афинах и, казалось бы, открытый для всего мужского населения (присутствие женщин оспаривается). Наличие театров в городах по всему греческому миру и находки масок терракотовых театров также предполагают, что комедии (и, конечно же, трагедии) были широко выполнены. Полукруг сидений создавал центральную область, известную как оркестр, и именно здесь исполнялся хор. Основные артисты выступали на поднятой сцене с фоном, предоставленным skne - двухэтажной структурой, которая также предоставляла различные входные точки для актеров и предоставляла средства для изменения костюма, незаметного зрителям. Было какое-то движение между этими областями, поскольку Хор мог иногда подниматься на сцену, и актеры могли также войти в оркестр через общественные входы или пароходы по обе стороны театра.

КОМЕДИЯ В КОНКУРСЕ
В V веке до н.э., на крупных религиозных фестивалях, таких как Городская Дионисия и Ленае, комедии были проведены в конкурсе в течение трех дней. Первые пять и более поздние три комедии были введены для участия в конкурсе, комическая игра была исполнена в конце дня после трагедии и сатиры. Пьесы оценивались группой из десяти судей, выбранных по жребию, и они голосовали, помещая гальку в урну. Пять урнов были выбраны случайным образом, чтобы решить окончательного победителя.

СТАРЫЙ КОМЕДИЙ

О, боже, с внезапным ударом,
Преобразуйте меня в облачко дыма!
Как слова политиков, я встал
В газообразном паре на небо.
(50, первый акт, первая сцена, осы Аристофаном)

Старая комедия относится к пьесам, написанным в V веке до нашей эры. Самая ранняя сохранившаяся полная игра - арахнисты Аристофана, впервые исполненные в 425 году до нашей эры, а цитаты из сохранившихся фрагментов ранних пьес могут быть датированы не ранее, чем в. 450 г. до н.

Сюжет комедий обычно растягивает реальность с точки зрения времени и места, прыгая с невероятных географических расстояний и быстро меняющихся сцен. Фантастические элементы, такие как гигантские существа и невероятные маскировки, смешиваются со ссылками на аудиторию, которая обеспечивает катание на роликах сатиры, пародии, каламбуров, преувеличения, красочного языка и грубых шуток. Действительно, поскольку пьесы были популярными развлечениями, они показывают некоторые из популярных языков, используемых греками, язык, который обычно не встречается в более серьезных письменных материалах. Любой общественный деятель был честной игрой, и даже мифология и религия можно было высмеять. Однако, несмотря на эту высокую степень свободы слова, некоторые аспекты религии, такие как Мистерии и высшие боги, такие как Зевс и Афина, по-видимому, были недоступны для комического поэта.

НОВАЯ КОМЕДИЯ
Когда-то в конце 4-го века до нашей эры появился новый стиль греческой комедии, хотя переход от старой комедии, возможно, был более постепенным, чем предполагаемые пьесы, и некоторые ученые предлагают промежуточную стадию под названием «Средняя комедия». Конечно, последние две пьесы Аристофана отличаются по стилю по сравнению с его другими пьесами и обеспечивают переход к более новому стилю презентации. Эта новая комедия больше фокусировалась на сюжете пьесы и часто использовала повторяющихся персонажей, таких как повара, солдаты, сутенеры и хитроумный раб. Припев становится менее важным для сюжета (только для музыкальных интерлюдий между действиями), и пьесы, похоже, оседают по установленной пятиактной структуре. Другое отличие состоит в том, что, похоже, меньше личных атак (или это только впечатление, полученное из-за наличия слишком небольшого количества источников для сравнения?), Которые могут быть вызваны законодательством, специально предназначенным для пресечения этой практики. Тема «Новая комедия» также отличалась и была больше связана с вымышленными обычными людьми и их отношениями с семьей, другими классами и иностранцами.

ПИСАТЕЛИ КОМЕДИИ

[О современных поэтах]
Уверяю вас, мелкие мальчики и щеберы, как много ласточек. Позор их искусства. Если когда-либо им дается хор, то что их предложение в святилище Трагедии? Один петух задней ноги, и они разозлились. Вы никогда не слышите о них снова.
(159, первый акт, первая сцена, лягушки Аристофана)

Гигант греческой комедии - Аристофан. Немного известно наверняка о нем, но из дат его пьес мы можем предположить, что он жил с 460 до 380 г. до н. Э. И был из Афин. Одиннадцать его пьес выдержали полный, и это единственные сохранившиеся примеры жанра старой комедии. Некоторые из них (в частности, Аристотель) довольно грубы, пьесы, тем не менее, показывают острое остроумие Аристофана, и они часто комментируют несоответствия и смешные аспекты общества и общественных деятелей. Политик Клеон, философ Сократ и драматург трагедии Еврипид были тремя фигурами, наиболее часто встречающимися в комиксах Аристофана.

Другие важные драматурги старой комедии включают Cratinus (чьи работы включают Cheimazomenae 426 BCE, Satyrs 424 BCE и Pytine 423 BCE) и Eupolis (Numeniae 425 BCE, Maricas 421 BCE, Flatterers 421 BCE и Autolycus 420 BCE), оба из которых были многочисленными победителями в самые престижные фестивали.

Мы знаем гораздо больше о писателях новой комедии, многие из которых были плодовитыми и иногда писали более 300 пьес. Наиболее важные поэты включают Филемона (приблизительно 368/60 - 267/3 до н.э.), автора 97 комедий, Дифилуса, который написал около 100 пьес, и Филиппидов. Тем не менее, писатель этого жанра, чья работа сохранилась дольше всего, - Менандер (примерно 342-291 г. до н. Э.). Филимон на самом деле выиграл больше побед на фестивалях, чем Менандер, но именно последние стали считать великим поэтом Новой комедии. Он написал около 100 пьес, и многие выжили до 7-го века н.э., когда, к сожалению, они потерялись для потомков. Dyskolos (первоначально выполненный в 316 году до нашей эры) является самой полной выживающей игрой, и значительная часть из шести других пьес также выживает.

Популярность Менандера подтверждается более чем 900 цитатами, сохранившимися во вторичных источниках, и его работы часто адаптировались более поздними латинскими драматургами. Известный своими образными ситуациями, быстрым диалогом, напряжением и вниманием к частным домашним драмам, он часто включал романтичное лидерство, как правило, молодого одинокого мужчину (в отличие от героев Аристофана, которые обычно среднего возраста и женаты). Кроме того, комедия Менанда часто намекала на то значение, которое автор дал терпимости и пониманию в наших социальных отношениях.

ЗАКРЕПЛЕНИЕ КОМЕДИИ
Греческая комедия по-прежнему будет популярна через эллинистические и римские времена, когда многие классические пьесы снова и снова повторяются. Латинские комедии были написаны наиболее знаменито Plautus & Terence, и жанр был разнообразен в различные другие формы комического театра, такие как пантомима и тогата.

Древняя аттическая комедия в силу своеобразия этого жанра? один из наиболее сложных для понимания разделов античной литературы.

Она названа аттической по месту бытования в Аттике; древней для отличия ее от более поздних комедийных жанров: средней комедии (IV в. до н.э.) и новой аттической комедии (IV?III вв. до н.э.).

Необычайная самобытность древней аттической комедии обусловлена тем, что по структуре, художественным особенностям и содержанию она была теснейшим образом связана с обрядовыми играми, в которых следует искать ее истоки. Поэтому для правильного понимания и оценки произведений этого жанра необходимо хорошо разобраться в вопросе его происхождения: обряды, лежавшие в основе комедий и выполнявшиеся во время праздников, посвященных богам плодородия, уходят корнями в глубокую древность. В переводе с греческого слово «комедия» означает «песнь комоса». Комосом же назывались процессии людей, славящих бога в шутливых, подчас весьма вольных песнях, перемежающихся с песнями обличительного содержания. Иногда это были земледельцы, приходившие по ночам в город и распевавшие насмешливые песни у домов своих обидчиков? горожан. Таким образом, в песнях комоса содержался элемент социальной борьбы, который перешел в комедию, имевшую в V в. до н.э. острую политическую направленность.

«Фаллические песни», исполнявшиеся во время процессий, посвященных богам плодородия, особенно в честь Диониса, с несением при этом фаллоса? символа плодородия, явились источником характерных для древней аттической комедии непристойных шуток, которые, как и другие нарушения повседневных норм поведения, по понятиям древних народов, благоприятно влияли на плодородие земли и увеличение поголовья скота. По мнению древних, плодородие можно было вызвать также смехом и борьбой? отсюда безграничный комизм и наличие в комедии агона? словесного состязания? как основной композиционной части произведения. Кроме борьбы между полухориями агон может представлять собой борьбу, спор, состязание между персонажами пьесы.

Итак, песни комоса и фаллические песни легли в основу хоровых партий древней аттической комедии. Драматические же части комедии восходят к незатейливым ярмарочным сценкам балаганного характера с перебранками и драками, то есть, как и песни хора, имеют фольклорное происхождение.

Одной из разновидностей комедийного жанра была «сицилийская комедия», видным представителем которой был Эпихарм (V в. до н.э.) До нас дошли только фрагменты его комедий, но и они дают представление о том, что это были серии сценок бытового или мифологического содержания. Излюбленными героями мифологических комедий Эпихарма были Одиссей, изображаемый ловким плутом, и Геракл? не подвижник и страстотерпец, каким он предстает перед нами в трагедиях Софокла и Еврипида, а обжора, пьяница и сластолюбец, каким выводит его позднее древняя аттическая комедия. В комедиях Эпихарма звучали отклики на современную жизнь. Занимали его и философские течения современности, и этим его произведения близки древней аттической комедии.

В Афинах комедии начали ставиться в театре позднее трагедий (в 80-х гг. V в. ? два раза в году) ? на Дионисиях и на Ленеях. Обычно на празднике выступали три комедиографа, каждый с одной комедией. Актеры играли в масках, изображавших смеющиеся или уродливые лица, так как в понимании древних греков безобразное соответствовало смешному. Весь внешний вид актера: его костюм, снабженный особой бутафорией, манера держаться и передвигаться по сцене? все должно было вызывать смех. В комедии выработался ряд определенных персонажей, которых принято называть типическими масками: шут, ученый шарлатан, трусливый щеголь, пьяная старуха, обжора, воин, «варвар» (иностранец, коверкающий греческий язык), смышленый раб и др. Образы этих персонажей найдут свое дальнейшее развитие в новой аттической, потом в римской комедии и, наконец, в европейской комедии Нового времени.

О тесной связи древней аттической комедии с обрядовыми играми свидетельствует активная роль хора, который занимает здесь большее место, чем в трагедии. Если трагический хор состоял из 12, потом из 15 человек, то комический? из 24 человек, и он делился на два полухория, что давало возможность хорового агона. Названия большинства комедий Аристофана («Васдники», «Осы», «Облака», «Птицы» и т.п.) указывают на состав хора и свидетельствуют о ведущей роли хора в древней аттической комедии.

Ролью хора обусловлена и структура комедии. Она открывалась прологом: монологом одного из действующих лиц или диалогом, вводившим зрителей в ситуацию спектакля. Затем следовали парод (выход на орхестру) хора и его первая песня, призванная возбудить любопытство публики, интерес к представляемому сюжету, тем более что участники хора часто были одеты в фантастические костюмы облаков, ос, лягушек и т.п. Дальнейшее действие делилось на эписодии (актерские сцены) и стасимы (песни хора). В комедии обязательно имели место один или два агона, то есть сцены спора между полухориями или между персонажами, доходящие иногда до потасовок. Где-то в середине комедии была парабаса? прямое обращение хора к публике с обличением государственных деятелей, с обвинениями их в честолюбии, казнокрадстве, агрессивной военной политике (или, напротив, в трусости) либо с изложением взглядов автора комедии на политику государства, на общественную жизнь, литературу и т.п. Содержание парабасы, таким образом, не было связано с действием комедии, но в ней особенно ощутима связь комедии с обличительными песнями комоса. Завершалась комедия эксодом? последней песней хора и уходом его со сцены. В конце действия обычно разыгрывался ряд сценок, отражающих разные моменты праздника плодородия: пирушка, свадьба (или эротическая сценка), беготня с факелами (или пожар) и т.п.

Простейшей формой народного балагана является шуточная сценка; в ней часто действуют сказочные герои или содержатся сказочные мотивы. Для народного фарса характерен гротеск, отсюда карикатурность, фантастика, буффонада древней аттической комедии.

Единство действия, то есть последовательное развитие одной сюжетной линии, в древней аттической комедии соблюдалось не всегда.

Древняя аттическая комедия была связана одновременно и с культом, и с современной общественной жизнью: она консервативна по форме и злободневна по содержанию; фантастика и грубый комизм соединяются в ней с обсуждением серьезнейших политических и социальных проблем. В этой противоречивости и состоит своеобразие жанра, меняющего свой характер по мере ослабления его связи с обрядом. Тенденциозная, политическая по содержанию, натуралистическая в деталях и карикатурная по форме, древняя аттическая комедия являлась мощным орудием общественной борьбы.