Финская оккупация Заонежья. В. Лукьянов. Три года детства в финском концлагере. Воспоминания братчанки

Не греет сырая осина,
Чужая не топится печь,
И вышел запас керосина,
чтоб старую лампу зажечь.
Закрыты все русские школы.
Мать каждым куском дорожит,
И лик поясного Николы
В лучиновом свете дрожит.
Шуршат иноземные флаги,
Скрипят сапоги патрулей.
Деревня - как сумрачный лагерь,
И в окнах не видно огней.
И бьётся о кромку припая
Война тяжелее свинца.
Война громыхает слепая
И весточки нет от отца.

Иван Костин

22 июня 1941 г. мирная жизнь Карелии была прервана начавшейся войной.1 октября 1941 года после ожесточенных боев на петрозаводском направлении части 7-й советской армии оставили город. Согласно донесению политотдела армии одними из основных причин отступления явились отсутствие резервов, превосходство противника в артиллерии, минометах, автоматическом оружии. 1 октября в 4 часа 30 минут утра части финской Карельской армии вошли в Петрозаводск. В тот же день государственный флаг Финляндии был водружен над правительственным зданием.

На момент оккупации в Петрозаводске проживало около 5 тысяч человек населения. Еще свыше 14 тысяч жителей близлежащих районов было помещено в дальнейшем в концентрационные лагеря для мирного населения, расположенные в черте города. В оккупированном Петрозаводске, получившем название Aanislinna ("Онежская крепость"), утвердилась финская система правления, действовавшая около трех лет. Карельский фронт в годы войны был самым большим по протяженности, он действовал с осени 1941 до конца 1944 года, а его воины первыми открывали знаменитый Парад Победы на Красной площади в Москве. Наступательная операция, которую войска фронта провели 60 лет назад под руководством маршала Кирилла Мерецкова, стала яркой страницей в летописи Великой Отечественной войны и истории края.

21 июня 1944 года советские войска начали Свирско-петрозаводскую наступательную операцию с целью освобождения Южной Карелии, в том числе, столицы республики. С юга на город с боями продвигалась 7-я армия, с севера - 32-я армия. Успешное наступление наших войск заставило финское командование начать поспешный отход из Петрозаводска.

Утром 28 июня 1944 года группа десантников Онежской военной флотилии высадилась в районе Уйской губы, а затем в 11 часов 30 минут вошла в Петрозаводск. Лейтенант Н.Д.Капустин, командир катера, вошедшего в Петрозаводскую губу первым, так вспоминал об этом событии: "Мы видели горящие дома, пристань и другие сооружения. Улицы города хорошо просматривались, они были безлюдны. И вдруг мы увидели множество людей, которые бежали в сторону порта, к горящему пирсу. После некоторых колебаний мы решили, что это жители города бегут нам навстречу". 29 июня в Петрозаводск вошли передовые части 368-й и 313-й стрелковых дивизий. В тот же день Москва салютовала советским воинам, освободившим Петрозаводск.

Так столица Карелии была освобождена от финской оккупации. Предстояла огромная работа по восстановлению города, подвергшегося сильнейшим разрушениям. Постепенно Петрозаводск возвращался к мирной жизни, залечивал раны, нанесенные войной.

Вот что пишут об оккупации Карелии во время войны финны Юссила, Хентиля и Невакиви в книге "Политическая история Финляндии 1805-1995 гг." (русское издание 1998 г.): "Финны считали себя освободителями Восточной Карелии: казалось, наконец-то идея родства народов обретает реальное воплощение. Четвертая часть проживающих в Восточной Карелии (85 тысяч человек) не покинула родных мест (имеется ввиду - не ушла с Красной Армией). Большинство из них, однако, относилось к финнам в основном так же, как всегда относятся к оккупантам. Финны развернули среди соплеменников активную миссионерскую деятельность, опираясь главным образом на церковь и школу. Часть русского населения Восточной Карелии (максимум 20 тысяч человек) была отправлена в концентрационные лагеря, в которых питание было особенно плохим".

Сказать, что страшными были года 1941-1945 ХХ века - это не сказать ничего. Уже прошло более 60 лет с той поры, но те, кто пережил этот ужас, уже не могут избавиться от него никогда.

Так, в Карелии существует общественное движение бывших малолетних узников фашистских концлагерей, у которых наконец-то появилась возможность в полный голос заявить о своих попранных правах и изломанных судьбах, привлечь внимание государственных органов для содействия в решении самых неотложных вопросов. И многие из них за эти годы были решены.

60 лет назад Карелия была освобождена от жесточайшей немецко-финской оккупации. Тысячи узников шести концлагерей Петрозаводска дождались в тот июньский день желанного счастья свободы. Многим до этого дня дожить не пришлось. Нечеловеческие, запредельные страдания выпали на их долю. А те, кто выжил, и кто живёт и здравствует сегодня, день этот отмечают наряду с самыми примечательными датами. По данным Союза бывших малолетних узников концлагерей, в Карелии сегодня насчитывается не менее трех тысяч человек, лишенных когда-то детства и отрочества. Каждый из них - живой свидетель тех горестных лет и хранитель того отрицательного опыта выживания, который трудно носить только в себе самом. На протяжении всей жизни эти люди всей душой тянулись к добру и свету, как подлесок тянется к теплому солнцу...

Общественное движение бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей в Карелии началось с мая 1966 года, когда в газете был опубликован снимок военного корреспондента Галины Санько, сделанный ею в освобожденном Петрозаводске в июне 1944 года, где у колючей проволоки стоит группа детей, а на столе прикреплён щит с надписью: "Вход и выход, и разговор через проволоку запрещен под угрозой расстрела".

Снимок стал широко известен, послужил символом узников концлагерей, был представлен на Нюрнбергском суде над военными преступниками как доказательство.

В июне 1988 года на 2-ом съезде бывших малолетних узников фашизма впервые прозвучали слова признания к людям трагической судьбы - бывшим узникам нацистских концлагерей и слова покаяния за долгое непризнавание подвига выживания в жестоких условиях неволи. Ныне эти слова произнесли Генеральный канцлер Германии Герхард Шрёдер и Президент России Владимир Путин к 60-летию освобождения концлагеря Освенцим.

В Карелии первая встреча бывших узников финских концлагерей состоялась в сентябре 1989г. по просьбе Хельге Сеппяля - финского военного историка, бывшего солдата оккупационных войск в 1942 году в Петрозаводске, издавшего в Финляндии в 1989 году книгу "Финляндия - оккупант 1941-1944". По словам директора НИИ Йохана Бекмана, работа Хельге Сеппяля необычна тем, что в ней прямо и чётко, на основе неопровержимых документов рассказывалось о деятельности финских оккупантов в Карелии в 1941-1944 г.г.: приведено тщательное описание расовой дискриминации, сведения о концентрационных лагерях для лиц славянской национальности. Эти лагеря на практике были лагерями смерти. Описаны жестокий режим содержания и наказаний, голод, высокая смертность. Работа Сеппяля доказала, что финская оккупация носила фашистский характер.

Ровно тысячу дней люди томились в неволе, находясь под властью оккупантов. Но память о тех мрачных годах в душах бывших малолетних узников неистребима. В концентрационных лагерях содержались как семьи, так и одинокие люди, выселенные из Заонежского и Кондопожского районов, Вознесенья и Подпорожья Ленинградской области, не говоря уж о городских жителях, не успевших эвакуироваться.

Возвращаться к пережитым страницам жизни всегда нелегко. А к таким - где каждая строка ранит и бередит душу, нелегко вдвойне. Однако в юбилейный год Победы в Карелии вышла книга "Пленённое детство", составленная заслуженным работником культуры России и Карелии Иваном Костиным и председателем Карельского Союза бывших малолетних узников Клавдией Нюппиевой. В этой книге опубликованы воспоминания тех, кто в годы вражеской оккупации оказался со своими семьями или в концентрационных лагерях, или в иных местах принудительного содержания. Война и оккупация отняли у них детство, право на учёбу и даже на саму жизнь. Но не смогли отнять веру в Победу нашего народа, в силу своего духа. Они выстояли, а значит - победили!

Приведу некоторые выдержки из правдивых воспоминаний, можно отметить, последних свидетелей Великой Отечественной войны, свидетельствующих о бесчеловечном отношении даже к детям.

Михаил Марин, Петрозаводск: "Здесь все было вытоптано, утрамбовано и словно отцементировано сотнями сапог и ботинок. Здесь не то, что цветку - самой неприхотливой травинке не за что было зацепиться, не во что пустить корни. И вдруг шестилетний житель концентрационного лагеря увидел за колючей проволокой это маленькое манящее чудо, цветок, которому он не знал названия. И он потянулся за ним, забыв обо всем на свете. Где ему было в те минуты помнить о строжайшем запрете лагерных властей: под угрозой расстрела не покидать пределов лагеря. Его сухонькое исхудалое тельце скользнуло под проволоку; и тут на мальчика обрушился град ударов. Резиновая плеть надзирателя только тогда перестала опускаться, когда его тщедушное тельце покинули последние признаки жизни".

Аркадий Ярицын, Петрозаводск: "Много лет после освобождения, да и теперь ещё иногда, как только закрою глаза, вижу перед собой ряды колючей проволоки с часовыми на вышках. Передо мной проходят исхудалые лица женщин и измождённых мужчин, детей с потухшими глазами, одетых в тряпьё. Вижу страшную вывеску с предупреждением о расстреле. Из дома, что и сегодня стоит на улице Олонецкой в Петрозаводске, время от времени доносились страшные крики. Там истязали и пытали людей. Туда доставляли виновных в нарушении лагерного режима или тех, кого охранники считали таковыми по своему усмотрению. Новоявленные палачи, не считаясь с девической стыдливостью, не слыша детского плача, срывали со своих жертв одежду и избивали резиновыми плётками. Такому избиению мог подвергнуться каждый, ибо никто не мог предвидеть, к чему придерётся надзиратель".

Виктор Николаевич Волков привлекает цепкой своей памятью и поныне живущей обидой, болью не утихающей, не прощением тех, кто отнял у него три года детства: "Вот этот страшный дом. Улица Олонецкая, 2. Штаб лагеря - некоторые звали комендатурой. Тут наша колонна остановилась. Вышли начальники. Сделали перекличку. Волковы! Мой отец - на костылях, сестре Вале - 5 лет, мне - 8. Раечка у мамы на руках, ей один годик. Объявляют - нельзя выходить из лагеря, взрослые будут работать каждый день, продукты будут выдаваться раз в неделю. Каждая семья имеет право занять только одну комнату.

Пошли мы по улице Олонецкой, стали спрашивать, где есть жильё. Вышли на улицу Чапаева, увидели большой деревянный дом на пустыре. В том доме нашлась комнатка: три на три метра на пять человек.

Был декабрь 1941 года. Крики, гам, стоны, солдаты финские с винтовками. Вещи все отобрали, разрешили взять только то, что смогли унести в руках - одежду и одеяло. Назавтра погнали мать на разгрузку дров, на разборку кирпичных разбитых зданий. Однажды послали на переборку картошки…

…Вот здесь у комендатуры их обыскивали. Мама спрятала в пучке густых волос под платком одну картофелину. И финский солдат нашёл её. Маму били розгами, плётками. На ночь бросили в холодный сарай, все его звали штрафной будкой. Вот тут он стоял, этот карцер, теперь тут огород. Мы, дети, пришли к будке, просили отпустить маму, сестрёнки плакали, но финны её не выпустили. Только назавтра она пришла окоченевшая, вся спина в кровоподтёках и синяках.

Из продуктов главный продукт, конечно, была мука. Но это была не мука! Это была молотая белая бумага с добавкой муки. Хлеба, коржа из неё нельзя испечь, хоть ты удавись, не получалось. Мы варили эту муку, глотали серый клейстер, который щёлкал на зубах, прилипал к нёбу. Как мы ждали весну! Скорее бы увидеть, сорвать травинку, съесть. Когда трава пошла, её тут же всю съедали, огороды были голые, чёрная земля. Первой съедали крапиву, затем клевер.

От голода, от грязной травы началась дизентерия. В лагере появился врач Богоявленский. Его палка ходила по спинам тех, у кого плохо убран двор, грязно в уборной. Маму стали гонять на рытьё траншей. Рядом с кладбищем рыли, а затем возили туда мёртвых. Утром по лагерю едет телега-ящик, собирает умерших за ночь.

Летом парней, которым исполнилось 15-16 лет, финны отправили на лесозаготовки. Вернулись к зиме - кожа да кости. Многие после померли от чахотки...

Вспомните радостный день.

Режем крапиву, руки горят, при наклоне темнеет в глазах от холода. Вдруг слышим стук на дороге. Мы уже знали эту музыку. Финны гонят наших военнопленных. Худые, страшные. Идёт колонна, стучат деревянные подошвы, конвоиры покрикивают. Проходят мимо нас. Мы стоим, как вкопанные, глядим. И вдруг один в зимней шапке сунул мне сухарь чёрный и прошептал: "Немцев разбили под Сталинградом. Радуйся, сынок…"

Ленина Макеева, Петрозаводск: "Когда началась война, отец уверял нас, что долго она не продлится, и отправил семью в его родную деревню Шангостров, где жила его мать, моя бабушка. Но война туда пришла быстрее, чем в Петрозаводск. Мы пытались уйти от наступавшего противника и отправились в сторону Свири. Мне было пять с половиной лет, а братику Юре - три с половиной. Я вела его за руку. Мы ушли в лес. С нами шли и другие деревенские семьи. Кончилась еда. Некоторые из женщин пошли на брошенные колхозные поля накопать картошки. Но тут появились финские разведчики. Так мы оказались в плену.

Мама была беременной уже на последнем месяце и в деревне родила двойню девочек. А через некоторое время нас разместили в домах барачного типа, которые были уже обнесены колючей проволокой. Семья наша выросла. Нас было уже пятеро, и с нами из деревни приехали бабушка и дедушка. Поселили нас в комнате на 15 квадратных метрах, и было в ней пять семей. В общей сложности 21 человек. В условиях голода, холода, без медикаментов люди вымирали целыми семьями. Не обошло это горе и нас. Один за другим умерли бабушка и дедушка. Организм мамы тоже ослаб, и она заболела куриной слепотой и малокровием. Мои маленькие сестрички Галя и Нина, не получая даже материнского молока, тоже умерли. Мы с мамой остались вдвоём. И не знаю, что было бы с нами, если бы не девочка-подросток 14-летняя Римма Гуляева, ныне Иванова, родом из той же деревни Шангостров. Вместе с взрослыми она тоже выходила на работы. Благодаря своей сноровистости умела найти то у финнов, то среди местного населения что-нибудь съестного. И непременно делилась с нами. Я очень признательна ей за это. Римма Ивановна сейчас живёт в Петрозаводске. Получает маленькую пенсию. Это было участью большинства бывших малолетних узников. Теперь, слава богу, у нас имеется ощутимая прибавка к пенсии, и жить стало всё же немного легче. Карельский союз узников, как в былые годы, так и сегодня, добивается, и в ряде случаев небезуспешно, тех социальных льгот, которые нам положены по закону".

Николай Маркелов, Петрозаводск: "…Помню серый унылый барак. То было бревенчатое двухэтажное здание, комнаты которого были разделены на небольшие клетушки. В одной из них и разместили нашу семью: моя мать Наталья Харламова, её сестра Ирина, дед с бабушкой и нас четверо детей, из которых самым маленьким был Юра. Ему не исполнилось и трёх лет. К сожалению, в лагере он помер… Это был лесной лагерь. Мать и тётя ранним утром под конвоем уходили на работу и возвращались обессиленные, мокрые, голодные и холодные. А мы, дети, целыми днями тоже в холоде и голоде томились в запретной зоне, и нам даже не хотелось ни во что играть. Поэтому с полным правом я могу сказать, что наше горестное детство было перечёркнуто не столько самой войной, сколько невыносимым лагерным бытом, который создали для нас финские оккупанты".

Иван Костин, Петрозаводск: "Удивительную историю своей любви и начала семейной жизни рассказал мой давний товарищ журналист Юрий Ванин. Со своей женой Валентиной он познакомился в 6-ом лагере. Родители детей, которым было по 4-6 лет, оказались в соседних комнатах барака. Семью Валентины - Куприяновых - привезли в лагерь из Сенной Губы. Ванины - тоже заонежане, но в предвоенные годы жили в городе. Прошли годы, и дети, ставшие молодыми людьми, встретились под крышей одного учреждения: оба стали работать в Областном комитете комсомола. Разговорились и выяснили, что они не просто земляки, а целых три года пленённого детства провели под общей крышей лагерного барака. Потерянное детство. В нём не было даже места простейшим играм, если прятки от охранников можно было считать игрой. А теперь уже общие жизненные и служебные интересы сблизили и подружили их.

…Ещё, наверное, никому не удавалось подсмотреть, как раскрывается трепетный цветок любви. И когда Юрий впервые, придя на свидание, преподнёс Валентине букет роз, она печально-задумчиво сказала: "Спасибо, милый, но их стебли с шипами мне напоминают колючую проволоку"…

Мог ли человек, пишущий стихи, пройти мимо такого потрясающего образа. И в тот же вечер я написал такие строки:

Не покупай мне, милый, розы.
Ты должен помнить, что они
В душе рождают только слёзы,
Как вспомнишь лагерные дни.
Мне их шипы - ты знаешь лучше -
Напоминают до сих пор
Ряды натянутых колючек,
На нас глядевшие в упор.
…За ними простиралась воля
в своей немыслимой красе…
Ты принеси мне лучше с поля
Букетик в солнце и в росе".

Екатерина Данченко, Петрозаводск: "У каждой из нас был свой номер, пришитый к пальто. Мой - 116. Утром и вечером - проверки. Перед уходом в лес на работы дадут похлёбки из ржаной муки и кусочек хлеба - всю дневную норму. Пока ведут до работы, всю и съешь. Обеда не было. Вечером варили что-то наподобие супа с гнилой картошки. Работа была тяжёлая. Пила длинная, непослушная, а силенок мало. Суточную же норму, нам, 15-16-летним девчонкам, нужно было сделать. Работали через силу.

Жили без света. Постоянно ощущался голод. И когда вечерами лежали на нарах, мечтали только о скорейшем освобождении от этой каторги и о том, чтобы досыта поесть.

…И не могу забыть один трагичный случай. Наш охранник вместе с нами сидел у костра, а его винтовка лежала рядом с ним. Одна девочка из Заонежья, молоденькая и красивая, взяла ради озорства винтовку и со словами "Я умею стрелять" произвела выстрел в воздух. Взбешенный финн выхватил у неё оружие и выстрелил в неё. Убил наповал.

Голову в бане принуждали мыть карболкой. Бельё прожаривалось. В помещении ставились чугуны с горящей серой. Воздух был настолько непереносимым, что терялся голос. Непослушных, не желавших проходить такую санобработку, били плётками, а остальных выгоняли смотреть на это зрелище, чтобы было неповадно".

Антонина Натарьева, Петрозаводск: "…В лагере каждую неделю - баня. Но необычная это была баня, и люди её боялись, словно огня. Её окрестили "прожаркой". От такой "прожарки" с густым настоем хлорки многие теряли сознание, в том числе и мы с Валей. Но раньше отведённого на помывку времени никто не имел права выйти из бани. Наши же лохмотья "прожаривались" в другом помещении, потом выкидывались на улицу. В толпе не так-то просто было найти свою одежду".

Раиса Филиппова, пос. Элисенваара: "Когда мне исполнилось 11 лет, я с семьёй оказалась в 6-ом петрозаводском лагере на Перевалке. Чтобы не умереть с голода, приходилось проникать в город. У кухонь или солдатских казарм нам, детям, иногда что-либо перепадало. А в город проникали разными путями. Иногда пролезали через проволоку, а когда у ворот стоял добрый охранник - пропускал.

Невдалеке от леса находился финский госпиталь. Подойдём к окну и начнём просить хлебушка. Иногда солдаты бросали, а бывали случаи, когда над нами смеялись и вместо куска галеты бросали бог знает что.

Однажды мы возвращались из города в лагерь. Выпустил нас через ворота охранник, который особых препятствий не чинил. А вот когда мы вернулись обратно, на вахте стоял уже другой охранник, и он сдал нас в комендатуру. Нас отвели в сарай, где стояли длинные скамейки, положили на них и резиновыми плётками нанесли кому по 15, кому по 25 ударов. После такой порки матери нас на руках относили в бараки. Не выдержав голода и жестокостей лагерной жизни, некоторые из моих братьев и сестёр умерли. Другие - спустя годы…"

Когда Александра Вострякова из Петрозаводска попросили рассказать о тех временах, он сказал: "Я глубоко взволнован, и нет особой охоты вспоминать лагерное прошлое. Но кое-что по просьбе расскажу.

Родом я из деревни Кут-Лахта Лодейнопольского района Ленинградской области. Из дома нас привезли в лагерь Ильинский 17 сентября 1941 года. Из вещей у нас было то, что на себе, а хлеба, как говорится, что в животе. Всё, что осталось в доме, взяли финны. А дома разобрали и увезли на сооружение землянок и укреплений. Скот отобрали для своего пользования.

Территория нашего лагеря была огорожена колючей проволокой. Охранялась патрулями, а на вышках по периметру стояли дозорные. Жило нас в комнате 16 человек. Клопы и тараканы не давали покоя. Когда в доме был покойник, появлялись крысы. Умирали многие, особенно в конце 1941 и в начале 1942 годов. Комната отапливалась дровами, а вечерами освещалась лучиной. Хлеба давали по 100 граммов в день и по 300 граммов картофеля. Сколько-то крупы. Одежда и обувь изнашивалась до такой степени, что люди ходили босыми и полураздетыми.

Годы детства для нас были не просто трудными, а мучительно-унизительными. Детей к работам привлекали с 12 лет и как могли, унижали. Красный Крест, может быть, кому-то и помогал, но наша семья, как и всё население барака, этой помощи не видела. И лишь когда немцы под Сталинградом потерпели сокрушительное поражение, отношение финнов к лагерникам несколько изменилось. После выхода из лагеря я весил 40 кг, когда потом призывали в армию - 58, а при увольнении - 78 кг…"

Владимир Михайлов, Харьков: "Летом 1944 года наступавшие войска Маннергейма подвергли интенсивным бомбёжкам и артобстрелам железнодорожный мост через реку Свирь, в трёх километрах от которой стоял наш дом. Мы устремились в лес в юго-западном направлении от Подпорожья. Вырыли землянки. Ночью было хорошо видно зарево пылающего Подпорожья. Немцы нас заметили с самолётов по нашим кострам. Финские наступающие части вывели на дорогу, и повели в сторону станции. Так начался наш плен, который продолжался до лета 1944 года. Поначалу нас разместили в деревне Усланка на берегу всё той же Свири, где уже было немало таких беженцев, как и мы. А там уже распределяли по лагерям. Так, гостившие у нас тетя Вера из Ленинграда и её дочери Тамара шести лет и трёхлетняя Лариса попали в Ведлозеро. А мой друг Боря Ромашов при живых родителях оказался усыновлённым бездетной финкой. Мне всё же повезло: оказался с родителями в петрозаводском лагере №3. У меня имеется документ из военного архива Финляндии, в котором в графе "ближайшие родственники" стоит знак вопроса. Возможно, и я рассматривался лагерной администрацией в качестве кандидата на усыновление.

У отца открылся туберкулёзный процесс, и нас троих отселили в деревушку Готнаволок, где мы спаслись от голодной смерти дарами природы. А отвары шиповника помогли организму отца окрепнуть. В лагере паёк был очень скудным. Пища - несносного качества. Все ели, ничем не брезгуя, даже подножной травой…

Время от времени над лагерями появлялись наши самолеты и сбрасывали листовки. Несмотря на строжайшие запреты, некоторые из них мы подбирали. Одна - от 3 марта 1944 года - хранится у меня до сих пор…

После освобождения на месте своего дома мы нашли пепелище. Я был свидетелем следов многочисленных варварств оккупантов. Спустя много лет после всех этих событий я решил провести некоторое историческое исследование, - чем обернулась оккупация для мирных жителей нашей республики, по злому року судьбы оказавшихся в концлагерях, тюрьмах и других местах принудительного содержания. И вот что получилось. В шести петрозаводских лагерях 1941-1942 годов содержалось 35 тысяч граждан, проживающих на территории Карелии и Ленинградской области. Кроме того, подобные лагеря были и в районах Карелии - в Медвежьегорске, в пос. Ильинском Олонецкого района, в Кутижме и в Киндасово Пряжинского района, в Орзеге и в Вилге Прионежского, а также многие местные концентрационные пункты для содержания граждан перед отправкой их в лагеря. Возраст детей был разный. Дети с 15 лет отбирались у родителей и направлялись в трудовые лагеря, которых было немало на оккупированной территории Карелии.

Ущерб, нанесённый малолетним узникам оккупационным режимом, можно обозначить по таким категориям:

1. смертность, которая преследовала бывших малолетних узников в результате голода и холода и различных заболеваний без медицинской помощи, что сказалось на их здоровье в последующие годы
2. инвалидность
3. принудительный труд
4. разрушение семей
5. физические увечья
6. этническое неравноправие

Уровень смертности во всех шести петрозаводских концлагерях в этот период был необычайно высок. Он был даже выше, чем в немецких лагерях, где смертность достигала 10%, а в финских - 13,75%.

В первоначальный период лагерной жизни люди вымирали целыми семьями. Только за один первый год число узников в лагере №5 сократилось на одну четверть. Если в 1941 году в этом лагере насчитывалось до 8000 человек, то к середине 1942 года было уже 6000 человек. За три года - наполовину. Ежедневно в каждом лагере умирало до 20-25 узников. Особенно высокая смертность была в Кутижемском лесном лагере.

В каждом лагере работала похоронная команда. Трупы складывали в сараях и отвозились на кладбище "Пески". В каждую траншею укладывалось до 40 трупов. Грудные дети умирали один за другим. Голод косил детей в первую очередь. Но и питьевая вода отпускалась по норме. Основной рацион заключённых состоял из баланды серой ржаной муки. Вместо хлеба выдавали, как правило, подпорченные галеты. И только работа Красного Креста, когда дело уже шло к освобождению, положение с питанием несколько улучшила.

Из-за отсутствия мыла и моющих средств для помывки в банях и стирки белья проводилась в принудительном порядке "прожарка" как самих людей, так и их одежды. Эта "прожарка" для многих, ослабших физически, становилась похлеще многих наказаний. Процедура с паром и карболкой при высокой температуре длилась 30-40 минут. Многие её не выдерживали и теряли сознание.

У заключённых проводился принудительный отбор крови. На этот счёт имелось немало показаний. Случаи насилия и издевательств над узниками были явлением повседневным. Так, управляющий хлебозаводом некий Рачкала за малейшую провинность сажал заключённых в чаны с холодной водой. Финский врач Колехмайнен вместо лечения нередко занимался истязанием людей. Бездетным финкам, мужья которых погибли в войну 1939-40 г.г., разрешалось усыновлять русских пленных детей.

Чаще других следовали наказания за самовольный выход за пределы лагеря. И поскольку эти требования нарушали именно дети и подростки, которых голод гнал в город в поисках пропитания, их тоже наказывали по всей строгости. Сажали в холодную будку, били резиновыми палками, нередко даже стреляли по ним. Многие дети были ранены и даже убиты. Лагерные охранники как могли, изощрялись в своих издевательствах. Так, лейтенант Салаваара во 2-ом лагере выгонял больных людей на работу с помощью плётки. Сержант Вейкко заставлял детей хлестать друг друга плёткой.

Развивая идеологию Великой Суоми до Урала, оккупанты планировали выселение славянского населения за административные границы территории, которая по их плану будет принадлежать Финляндии. На каждого узника была заведена личная карточка. В ней, наряду с другими данными, учитывалась и этническая принадлежность.

Узники делились на две основные категории:

1. карелы, финны, вепсы, ингерманландцы, эстонцы
2. русские, украинцы, белорусы…

Личные карточки на лиц первой категории практически не заводились. Как правило, в лагерях они не размещались, а просто находились на оккупированной территории, имея на руках соответствующие паспорта и карточки для повышенной нормы получения продуктов".

Клавдия Рогозина, Петрозаводск: "Маршал Карл Маннергейм, командовавший всеми вооружёнными силами Финляндии, конечно, личность историческая. Но лучше бы мне с ним было познакомиться в другое время и при других обстоятельствах. Моё знакомство с главным военным чиновником Суоми состоялось за колючей проволокой в петрозаводском лагере №5 (нынешний Пятый посёлок), когда он летом 1943 года приезжал в наш город из Финляндии.

…В лагере работали даже дети. Сестра моя ткала дорожки, я плела лапти, брат - корзинки. Однажды нам выдали вместо пайкового хлеба муку, в которой оказалось много червей. Для просеивания муки брат проделал в дне консервной банки небольшие дырки, и получилось ситечко. Занимались мы, значит, этим невесёлым делом. Вдруг в нашу комнату вошёл высокий усатый военный в нарядном мундире. Я уже слышала, что в лагерь приехал маршал Маннергейм, и поняла, что это он и есть. Поздоровался со мной и с братом за руку и сказал по-русски: "Здравствуйте!". Посмотрел на наше занятие и спросил: "А это что, чем вы занимаетесь?" Я ответила, что выдали на семью норму муки, а в ней - черви. И даже показала, сколько их было отсеяно. Не мука, а мука, господин Маннергейм! Наверное, этот приезд Маннергейма хоть немного повлиял на жизнь лагеря. С тех пор нас стали кормить получше. И такой муки уже не выдавали.

Вера Гаврилина, Петрозаводск: "…Иногда меня молодые люди спрашивают, в какие игры вы там играли? И я неизменно отвечаю, что в лагере у нас не было детства. Мы были маленькими старичками и старушками, и у нас была единственная "игра" - прятки от охранников и надзирателей. Жили надеждой на освобождение".

Галина Чапурина, Петрозаводск: "Мои две старшие сестры 14 и 17 лет умерли в лагере от истощения. Я же каким-то чудом выжила. Наверное, мне отдавали последние крохи и ценой своей жизни спасли мою. Впоследствии мама не раз вспоминала, как я постоянно просила есть. В заточении за колючей проволокой я оказалась трёхлетним ребёнком в петрозаводском 2-ом лагере.

К тому времени, когда над нашим городом засияло солнце свободы, мне уже было шесть лет, и я многое начинала понимать, и многое осталось в моей памяти…"

Сергей Кирилин, деревня Падмозеро в Заонежье: "Когда началась оккупация, мы жили в Заонежском районе в деревне Падмозеро. В апреле 1942 года нас выселили в деревню Онежены. Мать мою отправили на строительство дорог, а я всю войну оставался с дедом. Потом из Онежен нас переселили в Тявзию, затем в Палтегу, а в 1943 году в деревню Медные Ямы. Всё имущество у нас отняли, мы остались голые, босые и голодные. Ели траву, кору, разбавляя мукой, которую давали по 200 граммов наполовину с бумагой. Ходить по деревне было запрещено. Полиция избивала по любому поводу. В 1942 году меня зверски избил помощник земельной комендатуры в Палтеге известный изувер карел Хойяр. В 1943 году я подвергся избиению начальником полевого штаба Симолой в деревне Великая Нива. Симола был крайне жестокий человек. У них при себе всегда была резиновая плётка, которой они "угощали" нас с удовольствием. Вот так нам жилось, детям, - нынешним старикам…"

Анна Лукина, учительница Яндомозерской школы: "Мы собирали мох, сушили, толкли и делали лепёшки. Из берёзовых опилок варили кашу, из соломы пекли хлеб. Такая пища истощала организм, и люди умирали целыми семьями. Голодной смертью погибла семья Калининых из деревни Есины, умерли Николай Лукин, Андрей Стафеев, Андрей Фепонов и много других. Большинство жителей деревни Типиницы умерли от голода. Весной 1942 года смертность в Яндомозере была настолько великой, что не успевали выкапывать могилы. В деревне Усть-Яндома несколько покойников долгое время лежали непогребёнными. Финны глумились над голодными. Когда истощённые люди приходили просить хлеба, они избивали их. Колхозника Чуркина финны поставили на пахоту. 12 дней он работал без куска хлеба, падая от истощения. "Дайте хоть немного рыбы", - попросил он у коменданта. Комендант Липасти рассвирепел. Он схватил человека за шиворот и столкнул со второго этажа. Затем сбежал сам с лестницы и избил лежащего до крови. Потом Чуркина отправили в концлагерь, где он и умер.

Виктор Петрович Вишневский, Петрозаводск: "Моя мать, Вишневская Клавдия Николаевна, была эвакуирована с сыном - моим старшим братом Вячеславом, в Заонежье. Я родился в концлагере в марте 1942 года. Я вместе с мамой и старшим братом находился в Космозеро в трудовом лагере Л-55, где мама работала на строительстве дорог. Было трудное время. Ели траву, кору разбавляли мукой, добавляли опилки и пекли такой "хлеб". Старший мой брат выжил, потому что мама кормила его и меня грудным молоком. Только вера в Победу помогла выжить нашей семье в то тяжёлое время".

Лидия Кварацхелия (Соловьёва), Петрозаводск: "…Нашему поколению детей-узников концлагерей несладко пришлось и после освобождения. Унижали, называли лагерниками, предателями. 70% бывших малолетних узников получили образование 7 классов, 20% - среднее специальное и всего 10% - высшее, в основном заочное. Бывшие малолетние узники в основном работали на низкооплачиваемых физических работах, а потому при большом трудовом стаже в 45-50 лет заработали очень низкую пенсию. 70% мужчин-узников к настоящему времени уже умерли".

Нина Абрамова, село Великая Нива: "Мне было неполных шесть лет, когда в мою родную деревню Великая Нива ворвались фашисты. Нас под конвоем увезли в деревню Харлово и поселили в одну комнату с несколькими другими семьями. Мне и моему брату Юре иногда не разрешали даже спускаться с кровати, на которой мы с мамой втроём и спали. А маму каждый день угоняли на принудительные работы. Жили мы впроголодь - это я точно помню. И чтобы испечь хлеб, мама добавляла в муку молотую кору деревьев, опилки. Весной мы тайком собирали на полях мороженую картошку, внутреннюю жижу этой картошки мама выливала на сковородку, - так получались "блинчики"…

…Воспоминания все эти мне даются нелегко ещё и потому, что статус малолетнего узника фашизма ни мне, ни брату так и не присвоили. Обидно вдвойне, потому что мои сверстники и товарищи по несчастью, которые жили в соседних домах в точно таких же условиях, этот статус получили. Я сама до сих пор плачу, вспоминая холодные глаза судей, которые даже слушать не стали моих доводов - им было это неинтересно и ненужно: решение об отказе уже было принято "гуманным судом". Нам известно, что власти сделали ставку на сокращение числа льготников, а бывшие малолетние узники Заонежья первыми попали "под нож". Опять отыгрываются на беззащитных стариках, лишая их мизерных пособий и льгот. Но пусть эти издевательства останутся на совести тех чиновников. Им воздастся…"

Не все вопросы социальной поддержки бывших узников ныне решены. По указу Президента РФ от 12 октября 1992 года категория бывших малолетних узников несколько расширилась. По этому указу ими были признаны и многие дети военной поры, кто провёл эти годы в оккупации, в местах принудительного содержания под надзором финских комендатур.

Наиболее остро стоит проблема непризнания Российским фондом "Взаимопонимание и примирение" претендентов на выплату компенсации за пребывание в концлагерях от Германского фонда "Память, Ответственность и Будущее" бывших узников финских концлагерей, созданных на оккупированной территории Карелии союзницей фашисткой Германии - Финляндией. На обращение к Президенту России пока нет ответа. Союз обращался к Президенту Финляндии госпоже Тарье Халонен, но получил отказ в выплате компенсации со ссылкой на мирный договор 1947 года, в котором нет требований СССР о выплате компенсаций гражданам, пострадавшим от Финляндии. Своим гражданам, пострадавшим во время Второй мировой войны, финляндским государством компенсации выплачены. Совет Карельского союза бывших малолетних узников решил обратиться в Европейский суд по правам человека против финляндского государства. Военные преступления не имеют срока давности. За нарушение прав человека положена компенсация.

Колючая проволока
Давно последний бой окончен.
Но там, где вся в цветах земля,
Она лежит в предсмертных корчах,
Как недобитая змея.
Ромашкам беззащитным больно
От ядовитых жал её.
И птахи малые упорно
Вблизи не вьют гнездо своё.
Я видел сам: с букетом пёстрым
Бродил мальчонка по лугам,
Но вскрикнул вдруг от боли острой
И уронил букет к ногам.
Мы землю любим в росах, в травах,
Мы не забыли злых годин…
И снова проволокой ржавой
Её опутать не дадим.
Олег Мишин

…Возчик гробов А.Коломенский делал записи, увозя умерших: "В месяц их было от 80 до 170. За семь месяцев с мая по октябрь 1942 года из одного 5-ого лагеря было вывезено 1015 покойников, а за год около 2000. А таких лагерей в Петрозаводске было шесть. В Кутижме, где узники работали на лесозаготовках по три месяца, смертность была особенно высока. За 5 месяцев 1941-1942 годов из 600 человек в лагеря Петрозаводска вернулись 149 человек…"

Вот что пишет в книге "Трагическое Заонежье", также вышедшей в год 60-летия Победы в Карелии, Василий Лукьянов: "Нам, славянам, только в Петрозаводске режим Маннергейма "обеспечил" 30 тысяч мест в концлагерях и 16 тысяч могил на кладбище в Песках. Вдумайтесь, 16 тысяч мужчин и женщин! Всего в Карелии погибло от голода, холода, болезней и финского террора несколько десятков тысяч гражданского населения!"

А вот выдержка из рассказа Ивана Костина: "Бывшие малолетние узники постепенно становились взрослыми людьми. Они получали образование, надежные профессии, многие из них окончили вузы, стали кандидатами и докторами наук. Работали, воплощали свою мечту в жизнь. Растили детей, а затем в свой черёд дожидались и внуков. Сегодня большинство из них уже люди старшего возраста, а некоторые и преклонного. Но детство, которое было перечеркнуто войной, оставило в их душах отпечаток на всю жизнь. В каждой такой семье есть свой архив, свои семейные предания. Но в то же время у каждого, или почти у большинства бывших малолетних узников, имеется ещё прочный запас душевных сил и неиссякаемого оптимизма, чтобы словом и делом помогать молодому поколению преодолевать временные трудности. Можно ни быть педагогом, ни обладать даром ораторского слова, но моральное право людей этой категории быть советчиками и наставниками таково, что не считаться с ним невозможно". На снимке: 2-ая карельская конференция бывших малолетних узников фашистских концлагерей в апреле 1995 года - финский историк-исследователь Антти Лайне, написавший диссертацию по истории финских концлагерей в период оккупации Карелии Финляндией (справа) и журналист карельского радио А.В.Еремеев.

…Плененное детство... До определённого послевоенного времени дети войны были едва заметным подлеском, заслонённым густым лесом нашего славного воинства, кто всю тяжесть войны вынес на своих плечах, которых уж мало осталось... Потому можно сказать, что те, кто родился, и кому волею судьбы пришлось расти в тяжелейший исторический период - это уже второй эшелон участников войны. И их лица были опалены её пламенем. К ним относится и огромная армия беззащитных детей-сирот, которым тоже надо было выживать в одиночку в опасных для жизни условиях существования! Но если бывшим малолетним узникам сейчас предусмотрены хотя бы какие-то льготы и компенсация, то о детях-сиротах военного времени особенно и не говорят. А ведь им было не легче, и они в то время выжили чудом! Дальше именно они, дети войны, будут нести в XXI веке эстафету огненной памяти. Так и в самой природе - подлесок незаметно стал лесом…

…Наступила осень 2005 года. Золотая пора. Беру корзину и спокойно, не боясь подорваться на мине, иду в лес, как раз в тех местах Карелии, где когда-то гремели бои, стоял концентрационный лагерь. Натыкаюсь на развалины бывшей тюрьмы - это место и теперь кажется зловещим; на множество заросших окопов, сейчас в них особенно много грибов… Тишина в лесу… 60 лет прошло с тех пор, как кончилась война… Но до сих пор попадаются на глаза скрытые в траве обрывки острой ржавчины - колючей проволоки, как досадное напоминание о жестоком бесчеловечном прошлом.

Тема войны сейчас в мире более чем актуальна. Потому мы не должны забывать историю и факты вплоть до мельчайших подробностей из воспоминаний очевидцев, которым пришлось когда-то пройти через кровавое месиво унижающего уничтожения человечества. Теперь, когда существуют добрососедские российско-финляндские отношения, правдивый подход к описанию тяжёлых событий прошлого не может повредить дружбе народов обеих стран. Ведь речь идёт о содеянном теми, кого уже осудили в Финляндии после войны за совершение преступления. И потому публикации на эту тему сейчас можно рассматривать как желание оказать поддержку всем, кто пережил большую трагедию и остался верным своему Отечеству. Мне странно, как может сейчас новое поколение финнов требовать возмещения ущерба от России? Хочется спросить у них: а как они относятся к судьбам узников концлагерей? А кто же тогда должен возместить ущерб за сломанные покалеченные измученные жизни советских людей, познавших жестокость фашистских концлагерей? Очень жаль, что в Финляндии об этом мало кто думает.

…А не виноваты ли мы в России за то, что финны не хотят об этом думать?

Материал подготовила Елена Мяукина
Карельское землячество

Концлагеря Петрозаводска:

Концлагерь № 1 расположен на Кукковке.
Концлагерь № 2 расположен в бывших домах Северной точки.
Концлагерь № 3 расположен в бывших домах лыжной фабрики.
Концлагерь № 4 расположен в бывших домах Онегзавода.
Концлагерь № 5 расположен в железнодорожном городке.
Концлагерь № 6 расположен на перевалочной бирже.

В справке, подписанной 26 августа 1944 года майором Госбезопасности начальником 2 Отдела НКГБ Вьюнковым, в Петрозаводске было семь лагерей. За три года финско-фашистского господства через их ад прошло 31576 человек, около 16 тысяч из них похоронено на кладбище Пески.
Сейчас в Карелии по последним данным проживает 6660 человек бывших узников Германии и ее союзников во Второй Мировой войне.
Есть и другая статистика: из 2377 финских военнопленных на нашей территории умерло 403 человека.
В связи с 60-летием освобождения Карелии от немецко-финских оккупантов хочется напомнить следующие цифры. В партизанском движении на территории Карелии участвовало 5101 человек, из них погибло 1472 человека. Из призванных в армию жителей Карелии с войны не вернулось более 100 тысяч человек. В частности, 9,5 тысячи карел, 1,6 тысячи советских финнов.
Общие потери советских войск в 1941-1944 годах в войне с Финляндией и германскими войсками на этом театре военных действий составили 420 260 человек, это 69% от численности личного состава фронта. Конечно, все эти цифры далеки от истины, но все же более приемлемы для логики, чем данные наших бывших врагов, к которым чиновники из соцзащиты обращаются за консультацией, чтобы выступать против своих граждан. Только с менталитетом российского чиновника это возможно.
Мне жалко молодых женщин - представительниц соцзащиты в судах. Они прекрасно понимают, какая неблаговидная роль им отведена. Вот и отворачивают от старушек свои лица. Мне часто приходилось в ту пору (1997-1998 гг.) посещать суды. Идет слушание дела очередной соискательницы. Опустив очи долу, дама, по возрасту годная во внучки пожилой подательнице иска, делает заявление: "Ваша честь, по нашим данным в Заонежье не было мест принудительного содержания ".
Красавица, посмотри на соседа справа - автора этих строк, посмотри на шрам на его лбу: это "подарок" пьяного штурмфюрера СС, переведи взор дальше. Вот сидит Клавдия Патракова (Ермилкина) с поврежденным глазом и страшными шрамами на лице от финской плетки. Нас с Клавдией судьба свела в войну на Малой Шильте - жили в одном доме. Поговори с оглохшим от побоев изувера, помощника коменданта Хояра, Кирилиным Сергеем. Это он девятилетним парнишкой валялся на улице Палтеги, изо рта и ушей у него текла кровь, а озверевший фашист продолжал его пинать. Повтори свои слова сестре Тихоновой Таисии Александровны, она все равно не услышит. Она онемела и лишилась слуха, когда ей было 1,5 года. Финский подонок натравил на девочку овчарку, и та упала с окна. Вот эти данные, красавица. Они здесь, рядом. А соцзащита ищет эти данные в стане бывших убийц и насильников и берет их за основу, правда, выборочно. Если в документах говорится о зверствах оккупантов, то соцзащита это отметает. Ей нужны сказочки о райской жизни. В какое время мы живем, в какой стране? Это не воспринимает человеческий разум.
"Мою двоюродную сестру из деревни Ерстнево (Кижи), совсем еще девчонку - до войны училась в Петрозаводске в техникуме - разорвали на двух березах якобы за связь с партизанами. Привязали ноги к двум согнутым деревьям и отпустили их ", - рассказывает мне земляк из Кижей майор в отставке Юрий Ярышев. Вот какую "цивилизацию" нес России пресловутый "Всадник ", о подвигах которого с упоением вещают иваны, не помнящие родства.
Как-то будучи в Кижах, разговорился я с одним служивым. Не любит он, когда одновременно на остров на одном теплоходе приезжают немцы, а на другом французы. Среди туристов, как известно, много стариков, и войну они помнят. Поэтому, когда встречаются участник французского Сопротивления и штурмбанфюрер из Баварии, бывают и эксцессы. Да, Франция и Германия - это великие нации, их народы помнят свою историю, какой бы горькой она ни была, и не секвестируют ее, как это делают в Карелии и России иваны, не помнящие родства, в угоду сиюминутной копеечной выгоде. Стыдно мне за этих начальников, жалко их наследников. Забыли чиновники о нас, детишках со вспухшими от мякины животами, о растерзанных финской солдатней женщинах и девушках, о запоротых насмерть стариках. Все забыто. Так кого же мы вырастили на свою погибель?!
В этой книге я рисую картины жизни Заонежской деревни в период первых послевоенных пятилеток. Это тоже трагическая страница нашей страны, мы были уверены в будущем, но увы... Книга эта основана на документах из Национального архива РК, Архива Управления ФСБ по РК, работах ученых, официальных документах и воспоминаниях участников и свидетелей той поры. Особо благодарен я за помощь Горшковой Клавдии Григорьевне, бывшему секретарю Вырозерского Совета. Ведь до сих пор тема оккупации Карелии, Заонежья, тема плена, "мест принудительного содержания", оборонно-строительных батальонов, даже тема срочной эвакуации - это тайна за семью печатями. Поэтому я решил в меру своих сил осветить ту пору.
Это документальная повесть, и мне думается, что она будет интересна не только для моих современников, но и для молодых.
Людям нужна правда! Шестидесятилетнему юбилею Победы эта книга посвящается.

Роковой 1941-й

По данным ответственного за эвакуацию Т. Вакулькина, в Заонежском районе в оккупации осталось 12 тысяч человек, а по финским данным 15 тысяч, сейчас уже называют цифру 17 тысяч человек. В других оккупированных территориях народу осталось - мизер. Как это случилось? Почему?
В юности я работал на флоте. С этим вопросом в 1959 году обратился я к своему преподавателю, известному капитану Михаилу Дмитриевичу Кукушкину (он вел у нас лоцию) - имя этого капитана вспоминают в день освобождения Петрозаводска, когда опускают венок у Ивановских островов. Это он в 1941 году спас с горящей баржи людей (правда, к сожалению, около 50 человек утонули около острова), и на переполненном буксире доставил их в Шалу. Закончив спасательные операции, три буксира, в том числе и буксир Кукушкина, последними прошли уже практически скованный льдом ББК, но враг настиг его, и при заходе в город Онега судно разбомбила авиация противника. Буксир затонул на мелководье, команда спаслась, сам капитан остался сидеть на рее в валенках до подхода спасателей.

Так вот, Михаил Дмитриевич объяснил, что эта трагедия стала возможна благодаря географическому положению Заонежья и стратегическому таланту Маннергейма. Действительно, Заонежский полуостров по причине тектонического происхождения имеет береговую линию, изрезанную фиордами. Есть шхерные участки, а связь с материком в основном проходила через два моста Плавник на заливе Святуха и Федотовский. Перерезав эти мосты, финны блокировали Заонежье. Они учли все. Ранние морозы сковали заливы, бухточки, шхеры. Лед - где был более толстый припай толщиной 15-20 сантиметров, а где и вообще лед-резунец, особенно опасный для древних деревянных барж, помешал судам, пригнанным с Мариинской системы для эвакуации жителей Карелии. Именно из-за ледового припая баржи не могли спасти жителей Шуньги. Целую неделю люди ждали эти баржи, а те не могли подойти ни к Кузаранде, ни к некоторым другим населенным пунктам Заонежья. В Толвуе затонула баржа с архивом, правда, люди спаслись. Две баржи с людьми оказались брошены на произвол судьбы в Малом Онего, и только через двое суток были отбуксированы на Пудожский берег. Как мне объяснил другой участник этой героической эпопеи по эвакуации населения капитан Амосов Сергей Васильевич, под началом которого пришлось трудиться в юности, судьба баржи иной раз зависела от настроения фашистского летчика и жизненного опыта, выдержки капитана буксира. С началом войны на буксирах установили небольшие пушки или зенитки, а командному составу флота ввели воинские звания. И вот новоявленный "Федор Ушаков ", буксируя баржу с тысячами детей и женщин, заслышав гул фашистского стервятника, командовал: "Орудия к бою ". Матросы начинали суетиться около этой "пуколки", И фашистский самолет, уже было пролетевший мимо, разворачивался и начинал утюжить буксир с незадачливым флотоводцем. Матери прижимали мертвых детей, исходя не человеческими воплями, кричали дети, тщетно пытающихся разбудить уснувшую навеки мать, а через пробоины ниже ватерлинии хлестала холодная онежская вода, наполняя сердца несчастных ужасом.
Другой тип капитанов - это yмyдpeнныe жизненным опытом люди. Заслышав гул вражеского самолета, они приказывали закрыть "пукалку", и команда маскировала зенитку подручными средствами: ящиками, телогрейками, брезентом. Самолет, сделав пару кругов над караваном и не обнаружив ничего подозрительного, кроме барж с детьми, летел дальше. Ведь не все пилоты были фашистами-душегубами! А караван продолжал свой путь к спасительной Пудоге, к Шале, Песчаному.

Однако не сумевшим попасть в эвакуацию людям пришлось СО своим нехитрым скарбом от причалов Толвуи, Шуньги, Кузаранды и других мест, куда не могли подойти баржи, возвращаться восвояси по домам. А вскоре появились первые "гости" из Суоми. Обычно сначала проезжала конная разведка, а потом через деревни шли лыжники и по два человека заходили в дом. Приветствовали: "Хювя пяйвя! ". И задавали стандартные вопросы: "Есть солдат? Есть коммунист?
Комсомолец?". Это я знаю со слов их родственников и очевидцев, сам-то был совсем мальцом. В первые дни оккупации они расстреляли юную комсомолку Тасю Мухину. Девушка попыталась спрятаться в хлеву среди животных, и крутые шюцкоровцы поливали через окна строения из своих автоматов "суоми", а потом, сделав свое черное дело, долго не разрешали хоронить Тасю. Сейчас ее могилка находится на Юсовой Горе рядом со знаменитой сказительницей Ириной Федосовой. Так Заонежье начинало знакомиться с новым порядком, который внушал ужас на протяжении трех лет оккупации несчастным жителям Заонежья.

Заонежье было полностью оккупировано к 5 декабря 194L года. Через несколько дней "гости" из Суоми, дав на сборы всего один час, приказали жителям территорий Типиницкого, Кузарандского, Вырозерского, Толвуйского, Падмозерского, Шуньгского и других сельских советов, находящихся на Восточном побережье, которое было объявлено особой зоной, переселиться в определенные деревни в глубине полуострова. Они были помещены в концлагерь, так как секретный Приказ Командира Военного управления полковника В. А. Котилайнена гласил:
«В концлагерях Военноro управления восточной Карелии содержатся:
а) Лица, относящиеся к не национальному населению и проживающие в тех районах, где их пребывание во время военных действий нежелательно.
б) Политически неблагонадежные лица, относящиеся к национальному и не национальному населению.
в) В особых случаях и другие лица, пребывание которых на свободе нежелательно» ("", стр. 171).
Основная масса жителей оккупированного Заонежья опюсилась к не национальному населению, ибо на 15 тысяч заонежан к национальному населению относил ось всего 500 человек (из тех, кто попал в оккупацию), и именно наше проживание было нежелательно финнам в особой зоне, и именно мы были переселены в концлагеря согласно приказу полковника Котилайнена. В документах финского командования это отражено точно. Так, в письме от 30 мая 1997 года, адресованном Председателю Карельского республиканского Красного Креста Борису Романову, Военный архив Финляндии сообщает:

«Трудовой лагерь Л-55 располагался в восточнои Карелии в районе Толвуя - Терехово - Великая губа ».
Зам. директора военного архива Илкка Корконен. Секретарь Сеппо Раутиа.
Гербовая печать архива.

А, как известно из финских документов, (см. «По обе стороны Карельского фронта », В. Г. Макуров, стр. 412) все трудовые лагеря подчинялись Управлению Восточно-Карельских концлагерей.
Лагерь Л-55 занимал практически все Заонежье, куда фашисты загнали жителей прибрежных районов. Были у этого лагеря и более мелкие подразделения со своими индексами и нумерацией.
Посмотрев на карту, где были сконцентрированы жители Заонежья по 6 - 7 семей в доме, можно сказать, что это самые плодородные земли, людей согнали сюда для рабского труда, в основном в сельском хозяйстве. Колхозы переименовывались в общины, где применялся рабский труд, оплачиваемый в каждом месте по-разному, в зависимости от коменданта. Платили и по 20 марок (три коробка спичек), вместо марок могли платить и "натурой". Так, по свидетельствам очевидцев, на работающего раба выделялось по 140 граммов искусственной муки (каких-то белых хлопьев), в которые добавляли солому и из этого месива пекли хлеб. На детей и стариков ничего не выделялось, поэтому, если официально детский труд разрешали с ]5 лет, то практически дети батрачили с 6 - 7 лет, чтобы помочь взрослым выполнить норму и как-то дополнительно заработать. Люди умирали от голода, болезней, а также жесточайшего террора финских властей. Оккупанты ввели круговую поруку: если кто-то из членов семьи исчезал, финны арестовывали всех его родственников, истязали их, несмотря на возраст, увозили в тюрьму в Космозеро, откуда мало кто возвращался. Там после издевательств расстреливали.
В Великой Ниве стоял полевой штаб, начальником которого был садист Симола. В деревне Поля располагался финский батальон. Пленные лагеря Л-55 размещались в этих деревнях по 6 - 7 семей в доме, как и в окружающих деревнях поменьше:
Шильте, Малой Шильте, Фоймогубе (Патрово), Харлово, Тявзии, Якорледине, Кераке, Крохино, Щелейке, Медных Ямах. Все дома в этих деревнях набили русскими рабами. А в деревнях Комлево, Пургино, Терехово концентрировали население для дорожных работ. Все русские были обречены на голодную смерть, смерть под палками или от выстрела "весельчака" охранника.
Старушек забивали насмерть палками, когда те пытались собрать колоски для голодных внуков, как свидетельствует Мария Александровна Гурова (Тихонова) из Спировки. (Запись телеканала "Московия "). В каждой деревне, большой и малой, были отделения полиции, полицейские посты. Двери под страхом смерти запрещалось закрывать на ночь. Практически каждую ночь проверяли, обыскивали, нет ли разведчиков или припрятанного зерна. Самые маленькие деревни оккупанты сжигали, чтобы не было приюта для разведчиков и партизан. По этой же причине наглухо заколачивались личные бани, их запрещалось использовать под угрозой расстрела.

Как сказано в секретном «Положении финского оккупационного управления Восточной Карелии о концентрационных лагерях » от 31 мая 1942 года,
«B качестве дисциплинарного взыскания для лагерников можно принять:
1. лишение лагерника доверенной ему специальной работы;
2. выполнение лагерником обязательной работы вне очереди максимум 8 раз подряд;
3. помещение лагерника под арест в светлую комнату максимум на 30 суток, а в темную максимум на 8 суток, когда проступок суммируется - 45 суток в светлую комнату и 12 суток в темную комнату».

Когда есть необходимость, можно в первой части п.3 указание ужесточить уменьшением питания или применением жесткой постели, или то и другое сразу.
Если указанные выше наказания не эффективны, к какому-нибудь лагернику... начальник лагеря может назначить вместо дисциплинарного взыскания или вдобавок к нему наказание избиение розгами максимум 25 ударов». (Макуров В.Г. «По обе стороны Карельского фронта », раздел IV, «Поддержание дисциплины » пункт 37).
Все это применялось в оккупированном Заонежье, только в более изощренном виде: основным аргументом оккупантов были кулак, палка (шомпол) и автомат «суоми», который они частенько пускали в ход ради забавы (книга «Чудовищные злодеяния финско-фашистких захватчиков в Карело-Финской ССР », В.Г. Макуров «По обе стороны Карельского фронта », И. Бацер,
А. Клекачев «Позывные из ночи »). Так, первый секретарь подпольного райкома Бородкин Георгий Васильевич рассказывает: «Я не случайно заикнулся об условиях. Здесь в Заонежье не просто оккупация. В сущности, вся территория этого района превращена в огромный концентрационный лагерь. Партизаны сюда как прорываются? Отдельными рейдами. Летом - шалишь. Зимой главным образом на лыжах... » (стр. 74 «Позывные из ночи »)
Следует отметить, что книга «П озы вные из НОЧИ », изданная в 1 965 году, имеет статус документальной повести, написанной на конкретных фактах, данных партийного архива Карельского обкома КПСС и КГБ.
То, что Заонежье полностью было превращено в концлагерь (после Указа президента № 1235 это стало называться более расплывчато «местами принудительного содержания», следует из справки № 7493 от 30 марта 2001 года, выданной Военным архивом Финляндии Подлужной (Власовой)Тамаре Николаевне, где сообщается, что «деревня Устьяндома в Заонежском районе была местом принудительного содержания гражданского населения в годы оккупации Восточной Карелии (1941 - 1944). Поэтому семья Власовых находилась в принудительном содержании в те годы».
Справка того же архива: «Гражданское население содержали в районе деревни против своей воли в 1941 - 1944 году. Еще сообщаем, что, так как дети семьи Власовых жили на оккупированной территории Заонежского района, их можно уже на этом основании классифицировать как малолетних узников ».
Такая справка есть не только у Подлужной, имеются они еще у нескольких человек. Сами бывшие оккупанты подтверждают, что все Заонежье в годы войны относилось к «местам принудительного содержания населения».
Некоторые деревни в Заонежье были ограждены колючей проволокой, другие - нет, так как при существующей системе полицейского контроля, круговой поруки бежать было практически невозможно, да и сам Заонежский полуостров от Ламбасручья до Медгоры бьл опоясан шестью рядами колючей проволоки с подвешенными минами. Местами эта проволока сохранилась до сей поры в напоминание о тех мрачных временах. Кстати, в документах военной поры населенные пункты часто отражены только названиями «куста» деревень. Например, в Вырозерский куст входило 22 деревни, в Кузарандский и Толвуйский - десятки деревень. Некоторые деревни оккупанты переименовали на свой лад по специальному приказу.
Часть жителей Заонежья была перевезена в Петрозаводск, в концлагерь № б, располагавшийся на улице Олонецкой. Часть заонежан оккупанты переселили в концлагеря Кондопожского района. В документах той поры территории Заонежского района обозначаются грифом А/б. Финские архивы пока не разъяснили значение этой зловещей символики.

Карта финские концлагеря в Заонежье

Некоторые подростки из республики, в том числе из Заонежья, были насильно отправлены в оборонно-строительные батальоны финнов и ИСПОЛЬЗ0Вались в других областях, к примеру, в Ленинградской. На них по логике вещей тоже распространяется понятие «другие места принудительного содержания,>, а значит и льготы, положенные бывшим малолетним узникам. Об этом свидетельствует письмо прокурора республики В.М. Богданова от 11.07.1995 года № 13 - 03 министру социальной защиты Семенову В.А., где он требует вернуть изъятые удостоверения этой категории бывших малолетних узников.
Большая часть молодежи из Заонежья старше 15 лет попала в лагерь № 1 между Масельской и Повенцом, потом их разбросали по лагерям, отправили, например, во второй лагерь в Кяппесельге, в Кондопожские лагеря на лесозавод. Много молодежи загнали в Кокоринский лагерь на строительство дороги по западному берегу Заонежского полуострова. Этот лагерь был передвижным: подразделение Кокоринского лагеря находились также в Уницах, Мелой губе, Кокорино, Куткострове и еще ряде деревень. Были там и семейные граждане из семейного лагеря № 2 (из Кяппесельги) - лагеря объединили, так что попали туда и малолетние дети. Часть заонежан содержалась в Вилговском трудовом лагере. Около 90 человек командированной молодежи из Вилговского лагеря (согласно финским документам) работали на заготовке леса в концлагере в Матросах. Кстати, в этом лагере находились две моих тети Танска (Мартюхина) Мария Ивановна и Авдеева (Мартюхина) Ольга Ивановна.
Наличие этих лагерей подтверждается как финскими документами, так и советскими.

Официальные документы:

Справка УФСБ по РК № 10/26-81/ от 26. 11. 99 г. (изъятиями) В письме от ФСБ Управления по Республике Карелия №10 /2681/Н от 26.11.99 г., адресованном председателю общества ""Земля Заонежья" Ивану Костину, отмечается следующее:
"По данным на 4 мая 1942 года вся полнота власти на временно оккупированной территории КФССР была сосредоточена в созданном финскими оккупантами Военном Управлении Восточной
Карелией. В административном отношении занятая территория была разделена на округа и районы. В частности, Заонежский район республики был белофиннами разделен на семь местных районов:

Уницкий - центральная деревня Малая Губа;
Шуньгский - центральная деревня Шуньга;
Великогубский - центральная деревня Великая Губа;
Великонивский - центральная деревня Великая Нива;
Толвуйский - центральная деревня Толвуя;
Яндомазерский - центральная деревня Яндомозеро;
Сенногубский - центральная деревня Сенная Губа.

Возглавляли указанные районы коменданты. В их распоряжении находилась рота полицейских. Коменданты районов ведали регистрацией населения, выдачей документов, реквизицией продовольствия, скота, оружия и т.д. Населенными пунктами непосредственно управляли старосты. На старост возлагались следующие обязанности: списочный учет населения деревень, регистрация вновь прибывших и сообщение о них коменданту или полицейским, учет продовольствия и выдача его населению, поддержание в населенном пункте порядка, установленного белофиннами, обеспечение выполнения всех повинностей, устанавливаемых властями для местного населения.
Для поддержания порядка особый контроль со стороны финских оккупационных властей проводился в оккупационных местностях восточного и южного побережья Заонежского залива. Так, в Приказе по Управлению Шуньгским районом говорится следующее: « ... оккупированная местность Заонежского района в восточном и южном направлениях объявляется запретным районом, и населению туда ходить категорически запрещается. Объявить, что нарушители будут расстреляны».
О правилах передвижения в Приказе говорится: « ... гражданское население не имеет права выезжать без разрешения начальника района или Штаба Управления Восточной Карелии».
Основание: архив УФСБ России по РК фонд КРО ОП 1 порядка 81 л 13-24.
По данным на 10 июня 1942 года следует, что «все население в деревне Великая Губа осталось на Jиесте, кроме этого, туда эвакуировано население Толвуйского, Кузарандского, Вырозерского и Типиницкого сельских Советов, а также частично Паяницкого сельсовета. Всего около 15 тысяч человек. Все деревни этих сельсоветов расположены по побережью Заонежья и в настоящее время заняты войсками... ».
Основание: архив УФСБ России по РК фонд КРО ОП 1 порядка 81 л 51-52.
Согласно указанию штаба 3 финской армии от 9 сентября 1941 года «Гражданское население, проживающее в Заонежском районе КФССР, использовалось на строительстве дорог для военных целей и ремонте дорог для гражданского населения, а также для уборки урожая, сбора ягод, грибов, ловли рыбы для нужд белофиннов. Если в промежутках этих работ можно использовать население в других работах, нужно сделать так, чтобы население могло заработать деньги для покупки необходимого».
Основание: архив УФСБ России по РК фонд КРО ОП 1 порядка 81 л. 81-82.
Вот неполные списки, в которых жители бывшего Заонежского района упоминают следующие места концентрации гражданского населения с условным обозначением этих мест:

10 км от станции Масельгской или 13 разъезд Кировской железной дороги (№ 8010 он же 9839)
- Совхоз «Вичка » (№ 8047)
- Деревня Юстозеро (№ 8639)
- 12 км от Медвежьегорска по Гоблинскому тракту (№ 9604)
- деревня Чебино (№ 9607)
- 12 км от дер. Пергуба (№ 9838).

За работу в указанных местностях финские оккупационные власти платили деньги.
Основание: архив УФСБ России по РК, фонд КРО, архивные дела арх.М 8297, 8298, 8299.
«Являются ли данные объекты местами принудительного содержания гражданского населения, установить по нашим материалам не представляется возможным». На этом архивный текст заканчивается.

Надо учесть, что эта справка на мой запрос (в справке я указал юридический адрес «Земли Заонежья», Т.е. адрес И.А Костина) пришла через три месяца после вступления в силу Постановления № 20 от 07.07.1999 r., которое практически одним пунктом 3 перечеркивает старые нормативные акты. Те же факты толкуются уже против истца. Вот и вся мораль.
Что чиновникам не ясно? Что такое «иные места принудительного содержания»? Возможно, чиновники далеки от правовых норм, применяемых во всем цивилизованном мире, а может, просто себе дороже признать существующие во всем мире постулаты.

Посольство ФРГ в Москве в ответ на публикацию А. Укконе в «Известиях» от 13.02.2003r., сослалось на закон об учреждении фонда «Память, ответственность, будущее», вступивший в силу 12.08.2000 года, а конкретно на параграф 11 этого закона:
«Признаками иных мест заключения являются бесчеловечные условия, недостаточность питания и отсутствие медицинского обслуживания».
Всего этого жители Заонежья хлебнули с лихвой. Территорию Заонежья можно отнести и к концлагерю, и к «иным местам принудительно содержания». Можно ли считать человечным обращение, когда финская солдатня или полицаи избивают больного человека до полусмерти оглоблями за то, что он не мог выполнить норму? А истязанию в Заонежье подвергались все и старики, и дети, часто безо всякого повода.
Можно ли считать нормальным питание, когда на работающего человека выделялось 140 граммов эрзац-муки? Ее еще называли «кулевой мукой». Порой вместо нее давали 100-150 граммов хлеба на работающего (на карелов - 300 граммов), а на детей и стариков не давали вообще ничего. Можно ли считать «медицинским обслуживанием» операцию, когда больному вскрывают живот и не зашивают, а отправляют его за десятки километров ночью в другую больницу? Или когда вместо оказания медицинской помощи врач-шюцкоровец под хихиканье полупьяной медсестры-лотты (дамочки из профашистской организации «Лотта Свярд» или «белые переднички») до полусмерти избивает несчастного больного? И не виноваты старики, что в угоду недальновидным политикам государственные ведомства социальной защиты понимают свои обязанности с точностью до наоборот. Это России еще аукнется. Есть мудрая заонежская поговорка: «Недалеко уедешь, на запятках стоишь» (запятки - продолжение санных полозьев в дровнях). К чиновникам, которые измываются над заонежскими стариками, также отнесутся их дети и внуки, потомки, ведь они так воспитаны своими родителями.
Кстати, к этой справке УФСБ возникает вопрос: в селе Великая Губа было сосредоточено все население Восточного и Южнoгo побережья полуострова около 15 тысяч человек. Согласно данным секретаря комиссии по эвакуации Т. Вакулькина, в Заонежском районе осталось в оккупации 12 тысяч человек, а по данным финнов - около 15 тысяч, есть документы о 17 тысячах русских в оккупированном Заонежье. Тогда кто же, интересно, надрывался на непосильной работе в лагере Л-55 в Космозере, Палтеге, Шильте, Патрово, Тявзии, Красной Сельге, Устьяндоме, Медных Ямах, Полях Терехово, Комлево, Пургино, Толвуе и других подразделениях этого лагеря, раскинувшегося практически на всей территории района, и где был режим концлагеря?
По финским данным на 31 декабря 1941 года в концлагеря было заключено 20005 человек, из них 210 - карелы, остальные русские («По обе стороны Карельского фронта » 1941-1944 год»).
В записках июля-декабря 1941 года фельдмаршала Маннергейма упоминает:
«Таким образом, четверть из числа населения, или всего 90 тысяч человек, остались на месте. Из них половина карелы, а остальные - большей частью лица, высланные из центральных областей Советского Союза» (В. Г. Макуров «По обе стороны Карельского фронта », стр. 143).
Непонятно, к кому отнес фельдмаршал жителей Заонежья, прямых потомков новгородцев? Вербованных у нас не было, а карел всего 505 человек на весь район. Поэтому опираться на данные статистики враждующих сторон - занятие неблагодарное, в информационной войне истиной не пахнет.

Можно усомниться в воспоминаниях фельдмаршала Маннергейма, ведь по данным некоторых наших авторов в концлагеря было заключено 35 тысяч человек. Известно, что жители Заонежья содержались в концлагерях или трудовых лагерях на территории полуострова и в концлагере № 6 в Петрозаводске, а также были раскиданы по другим лагерям Карелии, других областей. Некоторые подростки были загнаны силой в так называемые оборонно-строительные батальоны, где содержались в лагерном режиме. Эти батальоны трудились и в соседних областях, например, в Ленинградской.
Поэтому я считаю целесообразным опубликовать следующий документ без купюр. Судьба этой справки очень интересна, она еще раз показывает, как к соискателям статуса БМУ относятся карельские чиновники всех уровней власти.
Первый заместитель министра соцзащиты Е.А Сидибе сделала запрос № 5-22 от 07.12.1993 г. о нахождении финских лагерей на оккупированной территории Карелии в период Отечественной войны с 1941-1944 года в ЦГА Карельской АССР. Ответ-справку 1/637 от 16.12.1993 г. до населения старались не доводить (особенно до жителей Заонежья), и все же наш предшественник-правозащитник Хомутинников В. Н. сумел заполучить оригинал, с которого делал потом ксерокопии. Жители 3аонежья предъявляли эту справку в судах, она сыграла важнейшую роль в установлении статуса БМУ.
Автор справки В. А. Рунов (ныне покойный) был объявлен чуть ли не персоной «нон грата». Он, мол, не имел права выдавать такую справку. Светлая память этому честному человеку:
Наконец в 1996 году злополучную справку передали в УФСБ РК (акт 1-57 от22-02-96 года), а в соцзащите хранится первый экземпляр, но чиновники даже не выдают ее адвокатам для предъявления в суд. Вот так о нас заботится соцзащита.
Достоверность этой справки признал директор архива О. Г. Чистяков, приглашенный в качестве свидетеля в суд по установлению статуса БМУ Кармановой Людмилы Ивановны. Слушание состоялось под председательством судьи Хлопотовой Ольги Николаевны 17 января 2003 года.
Предлагаю читателям ознакомиться с этим историческим документом и сделать вывод о морали наших чиновников, призванных заботиться о насущных проблемах стариков, отдавших стране все силы, здоровье, жизнь.

Письмо:
В Министерство социальной защиты населения РК Первому заместителю министра Е.А. Сидибе 16.12.93 № 1-6З7на № 5-22 от 7.12.93 г.
На Ваш запрос о нахождении финских лагерей на оккупационной территории Карелии в период Великой Отечественной войны 1941-1944 гг. сообщаем следующее:

Концлагерь в д. Святнаволок Петровского района, сводный молодежный, на момент освобождения Красной Армией в июне 1944 г. насчитывал свыше 700 узников. Образован финнами в 1941 г. Узники концлагеря находились за колючей проволокой, использовались на дорожном строительстве, углежжении и др. каторжных работах под винтовкой финских солдат и избивались дубинками.
Основание: Газета «Красное Знамя» 1944 г. от 19 июля «Карелия в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.») Сборник документов и материалов. Издательство «Карелия», г. Петрозаводск, 1975 г., стр.321.

Концлагеря Медвежьегорского района:
В городе Медвежьегорске на противоположной стороне от санатория и военного городка находился концлагерь для военнопленных и мирного населения. Организован в 1942 году.
В 38 км от ст. Пиндуши находился концлагерь № 1, который в августе 1942 г. был перебазирован в д. Медвежка, 18 февраля 1943 г. концлагерь из д. Медвежка частично был переброшен за 18 км. в лес и в марте 1944 г. прекратил своё существование, мирное население было отпущено в свои дома.
16 апреля 1944 г. часть жителей Толвуйского сельсовета была направлена в концлагерь № 9839, который был сформирован на базе лагеря № 8010 и находился в 10 км. от ст. Масельга. Лагерь № 8010 действовал с 1942 г.
В 1942 г. действовали концлагеря: Кокоринский вблизи д. Кокорино № 9605 в 2 км.. от д. Медвежка, в 1943 г. концлагерь № 08047 совхоза «Вичка », в д. Космозеро действовала с 1941 по 1944 гг. тюрьма для местного населения.
В 1941 г. население побережья Повенецкого и Заонежского заливов (Заонежский район) было отнесено к запретной зоне. Население деревень Толвуя, Кузаранда, Типиницы, Сенная Губа, Кижи переселено в концлагеря Петрозаводска, в концлагерь "Пески" (6 км. от Петрозаводска), Кутижму, в 1943 г. в концлагерь, находящийся в 8 км от д. Уница. В 1944 г. в концлагерь № 9836 за 12 км от д. Юстозеро, в концлагерь совхоза «Вичка ».
Основание: ф.287, оп.2, д. 28, л.45, 82, д.30, л. 47-48, 235, ЛЛ. 19, 47,195-196, д. 31, л.279, 280, 313-314.
«Чудовищные злодеяния финско-фашистких захватчиков на территории КА ССР », сборник документов и материалов Госиздат КАССР, стр. 16-17,51,61, 75, 109, 195,257-259.

Концлагеря Кондопожского района:
В Кондопожском районе находились концлагерь военнопленных № 8062; комендатуры: Сунская, Кондопожская, Новинская, Илемская, Лижемская, Обжская, Уницкая. В Кондопожский концлагерь пленных размещали взятых в плен при эвакуации жителей Заонежского и Петровского районов.
Основание: ф. 792, оп.3, д. 2-40, л.1,2, 62, 63, 64.
Директор архива: О. Г. Чистяков. Исполнитель: В. А. Рунов

Василий ЛУКЬЯНОВ
Председатель КРОО "Общество "Земля Заонежская"
Член Союза журналистов России

Горожане смогут пройти экспресс-диагностику своего здоровья, получить консультацию терапевтов, пульмонолога и других специалистов.
29.03.2019 ИА Республика

Отношения СССР и Финляндии в 1920-30-ых годах были напряжёнными. Советско-финская (Зимняя) война 1939-1940 годов стала ключевым событием, подтолкнувшим правительство Финляндии к союзу c Германией. Идея возвращения потерянных территорий получила большое распространение в общественном мнении Финляндии. Креп интерес и к территориям, ранее Финляндии не принадлежащим. Таковой являлась Восточная Карелия. Появился ряд исследований, в которых доказывалась близость этого региона к культуре Финляндии. Таким образом, военная экспансия Финляндии имела цель не только вернуть отторгнутые территории, но и захватить новые.

Начало Великой Отечественной войны дало возможность Финляндии реализовать эти планы. Совместно с Германией финны перешли границы СССР на севере, оккупировав большую часть Карело-Финской ССР.

На захваченных территориях финны перешли к внедрению своей административной системы. Созданное приказом маршала Маннергейма Военное управление Восточной Карелии (ВУВК) было главным органом в этой системе. Его руководителем стал подполковник Котилайнен. Он выпустил распоряжение, которое обязывало всех местных жителей выполнять приказы финской администрации. Появился перечень требований для населения, который провозглашал ряд запретов. В их число входили запреты на оружие и радиоаппаратуру, нахождение в ночное время суток на улице, присваивание или порчу государственного имущества, хранение и распространение политических книг. Советские солдаты, должны были сложить оружие и сдаться в плен. Жителям предписывалось описать своё имущество и вернуться к занятию повседневной работой.

Административно-территориальное устройство захваченных земель также подверглось изменению. Вместо прежних образований появились три крупных округа: Олонецкий, Масельгский и Беломорский. Округа состояли из более мелких единиц – районов, которые в свою очередь делились на участки. Для управления участками назначались коменданты. Они осуществляли административное, хозяйственное и военное и руководство участками. Крупными деревнями управляли уполномоченные Военного управления с помощниками-старостами. Кандидатуры на низовые управленческие должности (поселковых комендантов и сельских старост) выбирались из числа местных жителей.

В крупных населённых пунктах были созданы полицейские участки. Полицейские следили за соблюдением норм и порядков, установленных властями. К нарушителям порядка применялись различные карательные санкции, в том числе и расстрел. Около трети местного населения было перемещено в специальные лагеря. Их узники содержались в плохих условиях, что привело к гибели 14 тысяч человек.

Всё население оккупированных территорий делилось на две группы. К первой группе относились представители «национального» населения, куда входили близкие финнам народности. Ко второй группе, «ненациональному» населению, принадлежали все остальные жители Карелии. Первая группа находилась в более привилегированном положении по отношению ко второй. «Национальному» населению отдавался приоритет в обеспечении материальными благами.

Пропаганда на оккупированных территориях

Оккупационная администрация уделяла большое внимание просветительским мероприятиям для «национального» населения. Их задачей, помимо просветительства местного населения, являлось и формирование взглядов на историческую роль финнов и их сопротивление экспансии России по отношению к Финляндии. Помимо этого, подчёркивалась близость коренных народов Карелии к культуре Финляндии и работа финской администрации на их благо. Пропагандистская работа проводилась через газеты и радио. Самыми крупными из них были газета «Свободная Карелия» и радио Олонца. Финские пропагандисты доказывали несправедливость, того что Восточная Карелия входит в состав России, утверждая, что это земля должна принадлежать карелам. О коренном населении рассказывалось в доброжелательном ключе, подчёркивались их положительные качества. Новости проходили через отдел цензуры и публиковались только после его одобрения. Школьные предметы преподавались на финском языке. Приоритетными предметами стали такие гуманитарные науки как история, религия, география и финский язык. Другой вопросом, которому уделялось внимание финских властей, было изменение топонимики и личных фамилий и имён жителей. Распоряжением ВУВК населённые пункты предписывалось преобразовать по единому образцу.

Последствия финской оккупации

Конец оккупации был положен летом 1944 года в ходе Свирско-Петрозаводской операции. 21 июня войска Карельского фронта перешли в наступление. 9 августа большая часть Карелии была освобождена. Военные действия и оккупация нанесли большой ущерб Карело-Финской ССР. Оказалось разрушено множество предприятий и населённых пунктов, сократилось количество население. Оккупация отрицательно сказалась на сельском и лесном хозяйстве. Преодоление этих последствий требовало больших сил от жителей Карелии.

Независимая оценка французских специалистов дает более высокую цифру - не менее 22 тыс. только умерших "от естественных причин" (голод и болезни), при этом надо учитывать, что финны широко практиковали бессудные расстрелы "пленных", учет которых не велся, а также угон пленных на работы и перевод в лагеря на территории Финляндии, эти категории выпадают из данной статистики, но выживших после этого было очень немного - оценочно не более 2 тыс.. По многократно заниженным финским данным, в финские концлагеря было также помещено около 24 тыс. человек местного населения из числа этнических русских, из которых не менее 4 тыс. погибло только от голода . И та, и другая цифры выглядят невероятными, поскольку только в лагерях в Петрозаводске содержалось 19 тыс. (по свидетельствам самих же финнов), и оценочно количество погибших узников составляет не менее 40 тыс., что больше, чем вообще всё то количество заключенных, которое готовы признать финны. Кроме того, финны не включают в свою статистику по концлагерям жителей своеобразных "гетто для рюсся", режим в которых мало чем отличался от лагерного.

Концентрационные лагеря

В то время как "расово-неправильных" детей загнали в концлагерь, для "расово-правильных" открыли народную школу, разумеется финскую. Пропагандистское фото.

Благодаря упорному сопротивлению Красной армии и общей неразвитости коммуникаций в приграничных районах Карелии по сравнению с её восточной частью, в сжатые сроки была организована эвакуация мирного населения, всего удалось эвакуировать на восток около 500 тыс. жителей Карелии и оказавшихся на её территории к началу войны гражданских лиц. Под оккупацию попало примерно треть довоенного населения Карелии, из них по "абсолютно точным" финским данным 41 875 человек были признаны "расово-близкими", а 45 510 человек были отнесены к категории рюсся . Первый лагерь для советских граждан славянского происхождения и нелояльных оккупантам карел (не исключая женщин и детей), был создан 24 октября года в Петрозаводске .

Целью создания финских концентрационных лагерей была «этническая чистка»: уничтожение русского населения в российском регионе, оккупированном финской армией .

Численность заключенных в финских концентрационных лагерях в Карелии по официальным финским данным:

• 13 400 на 31 декабря года
• 21 984 на 1 июля года
• 15 241 на 1 января года
• 14 917 на 1 января года

Всего на территории оккупированной Карелии действовало 13 финских концентрационных лагерей, через которые прошло более 30 тысяч человек только местных жителей, около трети из них погибло. В эту статистику не входят данные о лагерях военнопленных, первые из которых начали создавать ещё в июне 1941 года и режим в которых мало чем отличался от режима концентрационных лагерей.

В своём письме домой 17 апреля 1942 года известный финский политический деятель и депутат сейма Вяйне Войонмаа (V.Voionmaa ) писал : «…из 20-тысячного русского населения Ээнислинна, гражданского населения 19 тысяч находятся в концлагерях и тысяча на свободе. Питание тех, кто пребывает в лагере, не очень-то похвалишь. В пищу идут лошадиные трупы двухдневной давности. Русские дети перерывают помойки в поисках пищевых отходов, выброшенных финскими солдатами. Что сказал бы Красный крест в Женеве, если бы знал о таком…»

Из-за плохого питания в финских концентрационных лагерях уровень смертности был очень высок, в 1942 году он был даже выше, чем в немецких концлагерях (13.7 % против 10.5 %) . По финским данным, во всех «переселенческих» лагерях с февраля года по июнь года умерли от 4 000 (из них примерно 90 % в 1942 году) до 4600 человек, или 3409 человек по персональным спискам, в то время как, по свидетельству бывшего заключенного А. П. Коломенского (в обязанности которого входило вывозить и захоранивать трупы умерших из «переселенческого» лагеря № 3), только за 8 месяцев с мая по декабрь 1942 года и только в этом лагере погибли 1 014 человек . Если же сопоставить финские цифры с их же (и так уже заниженными) данными о динамике численности узников концлагерей, то общее количество уничтоженных в финских концлагерях должно возрасти как минимум до 6000, из чего с очевидностью следует вывод о паталогической недобросовестности финских исследователей и источников в данном вопросе.

Заключённые финских концлагерей, как и немецких, отрабатывали «трудовую повинность». На принудительные работы направляли с 15-летнего возраста, а в «трудовом» лагере в Кутижме - даже 14-летних подростков , с состоянием здоровья не считались . Обычно рабочий день начинался в 7 часов и продолжался до 18-19 часов, на лесозаготовках - до 16 часов с часовым летом или двухчасовым зимой перерывом на обед . Поскольку мужчины были призваны в армию в первые дни войны, большинство «рабочей силы» в лагерях составляли женщины и дети. В 1941-1942 годах работу заключённых лагерей не оплачивали, после поражения немцев под Сталинградом стали платить от 3 до 7 финских марок в день, а непосредственно перед заключением перемирия ещё больше - до 20 марок (по свидетельским показаниям А. П. Коломенского) .

Особой жестокостью по отношению к заключённым отличалась охрана «переселенческого» лагеря № 2 (неофициально считавшегося «лагерем смерти» - в этот лагерь направляли «недостаточно лояльных» заключённых) и его комендант, финский офицер Соловаара (финск. Solovaara ), осуждения которого как военного преступника после войны безуспешно добивались советские власти. В мае 1942 года он на построении лагеря устроил показательное избиение заключённых, вся вина которых заключалась в том, что они просили милостыню. За попытки уклониться от лесозаготовок или отказаться от работ финские солдаты избивали заключённых до смерти на глазах всех работающих для того, чтобы, как выражались финны, «другие учились» .

Согласно сведениям, полученным советской Чрезвычайной государственной комиссией по расследованию злодеяний финских оккупантов в 1941-1944 годах, в концлагерях практиковались медицинские опыты над узниками и клеймление узников, причём, в отличие от немцев, финны не только делали татуировки узникам, но и клеймили их калёным железом, не исключая и детей, которых они тоже причисляли к "военнопленным". Как и немцы, финны торговали «рабами» с «восточных территорий», продавая насильно угнанных на работы советских граждан для использования в сельском хозяйстве , то есть в Финляндии фактически практиковалась работорговля.

Всего, по данным К. А. Морозова, за 1941-1944 годы в Карелии погибло около 14 000 мирных жителей. В данное число не входят военнопленные, однако следует учитывать следующее обстоятельство - до года в РККА фактически отсутствовал единый документ, удостоверяющий личность рядового и сержантского состава (красноармейская книжка). Поэтому как немцы, так и финны причисляли к военнопленным абсолютно всех лиц, хотя бы примерно подпадающих под призывной возраст. Если при этом учесть, что подавляющее большинство сельского населения в СССР паспортов тоже не имело, становятся понятны совершенно фантастические цифры «сдавшихся в плен» и, соответственно, к числу «военнопленных», погибших в лагерях, следует отнести немалое количество гражданского населения.

Гетто

Ряд небольших населенных пунктов и групп компактно расположенных хуторов на территории Карелии были превращены финскими оккупантами в своего рода гетто для "русскоязычных", но, в основном - для нелояльных карел , не желавших принимать и поддерживать политику принудительной финнизации Карелии . Режим содержания в них был несколько более мягким, чем в концлагерях, но от "классических" гитлеровских гетто финские отличались тем, что жители вообще не имели права их покидать и привлекались к принудительному рабскому труду "на благо Великой Финляндии", при этом гетто находились под контролем финской полиции, надзиратели которой поддерживали режим, мало отличавшийся от режима концлагерей, находившихся под контролем финской армии. Кроме того, если гитлеровцы допускали в своих гетто формирование местной администрации, то в финских гетто это было строжайше запрещено, все узники гетто находились полностью во власти финских полицейских.

Фотодокументы

Фотография концлагеря (т. н. «переселенческого» лагеря), располагавшегося в Петрозаводске в районе Перевалочной биржи на Олонецкой стороне. Снимок сделан военным корреспондентом Галиной Санько после освобождения Петрозаводска летом 1944 года, использовался советской стороной на Нюрнбергском процессе. .

После окончания войны руководитель Союзнической Контрольной комиссии А. А. Жданов передал 19 октября года премьер-министру Финляндии У. Кастрену список, в котором значился 61 человек, которых советская сторона требовала задержать за военные преступления. Из лиц, перечисленных в списке, кроме военных комендантов 34 человека были на службе в штабе Военного управления, в основном в концлагерях, и шесть человек - в лагерях военнопленных. По списку с октября 1944 года по декабрь 1947 года финскими властями было задержано 45 человек, из которых 30 были освобождены за отсутствием вины (то есть, их вина была неочевидна для финских властей), 14 наказаны незначительными сроками лишения свободы за конкретные уголовные преступления (вскоре освобождены) и один - штрафом. Остальные так и не были разысканы, при этом финские власти ссылались на «неясность» списка, а советская сторона не настаивала на его уточнении, хотя имела для этого все возможности. В частности, бывшие военные коменданты В. А. Котилайнен и А. В. Араюри после войны уехали из Финляндии. Их имена также были в списке, их обвиняли в "неравном распределении продуктов" (что привело к смерти от голода и болезней многих заключённых концлагерей) и использовании детского труда. С обоих обвинение было снято после их возвращения в Финляндию в 1948 и 1949 годах . На основании финских документов оба они обвинялись в нацизме , но уже в конце 40-х годов финские юристы не считали это преступлением. По мнению доктора права Ханну Рауткаллио, никакого состава преступления в сущности не было: «Правду в отношении к гражданскому населению надо искать между крайностями. Там, конечно, были отклонения, но комиссия Куприянова в своём рапорте объявила преступным почти всё, что делали финны».

Также, пользуясь случаем, советская сторона потребовала выдачи 22 лиц, в основном бывших подданных Российской империи, проживавших в Финляндии и обвинявшихся в «контрреволюционной деятельности». В данном случае финская сторона не стала ссылаться на «неясность» списка и разыскала 20 человек (двое успели скрыться); они были арестованы и переданы советским властям. В их числе оказался и один коллаборационист, сотрудничавший с финскими оккупантами, гражданин СССР.

Ответ карельскому депутату, объявившему войну свободе слова в Карелии, "сепаратиста", создателя сайта "Оккупации Карелии нет", руководителя одноимённого движения Дмитрия Кузнецова

Депутат Сергей Пирожников предложил карельскому парламенту принять обращение в адрес генерального прокурора РФ Юрия Чайки с требованием остановить деятельность сайта «Стоп оккупации Карелии». Как отмечается в заявлении Пирожникова, этот сайт создан организацией с одноименным названием, среди уставных целей которой значится «приложить все усилия для отделения Карелии от России...». Идеологией организации является карельский национализм, русских, предки которых живут на территории нынешней Карелии, как минимум, с 12-го века называют «оккупантами», а любая произошедшая в Карелии неприятность - от упавших деревьев до банкротства частных фирм провозглашается последствиями империалистической политики. Поэтому Генпрокуратуру просят рассмотреть деятельность и сайта, и организации, и принять меры в соответствии с действующим законодательством.
Гражданин Пирожников, который родился в Санкт-Петербурге не имеет ничего общего с Карелией. Он не имеет ни знаний об истории Карелии, ни отношения к коренному карельскому народу, но это не мешает ему выступать со своими высказываниями в адрес нашей Родины. Сергей Пирожников занимает место в числе тех чиновников, которые за время своей "службы" народу в качестве избранников ни разу не отличились. Ну если не считать, что все они, как и данный гражданин кричат, что Крым наш и даже вдаются в размышления о том, как должны жить граждане новоприхваченной территории. Также Пирожников отличился в обсуждениях вопроса о присвоении карельскому языку статуса государственного, он был не только категорически против, но и отпускал неуместные выражения в адрес коренного населения Карелии.
Такие действия, так называемой власти, можно расценивать только как оккупационные. Именно оккупанты всегда стараются побыстрее уничтожить коренное население и поработить его.
Нынешние власти в Карелии всеми путями стараются добить остатки всего карельского в Нашей Республике. В Конституции Карелии записано, что Карелия это государство, хоть и в составе Российской федерации. Сергей же Пирожников относится к Карелии лишь как к одному из регионов России. Он не считает Карелию государством, что противоречит Конституции Карелии и оскорбляет чувства коренного населения нашей Родины.
- Откуда такой гражданин затесался в ряды карельской власти, - спросите вы. Всё оттуда же, откуда к нам поступают в последнее время и остальные "труженники" на благо народа - из Санкт-Петербурга.
Ни для кого не секрет, что и глава Карелии и многие другие руководители и работники госаппарата присылаются к нам из чужих нам регионов России.
Все они не имеют ничего общего с нашим краем и только желание жировать за счёт народа влечёт их на должности, на которые их назначают из Москвы.
Хочется верить, что наша Родина, так же как в недавнем времени Прибалтика и как в настоящем Украина, вскоре, наконец-таки придёт к независимости и на место таким "избранникам" народа придут честные грамотные люди, которые будут не смотреть в рот Московским вышестоящим чинам, а работать на благо того самого народа, который их изберёт. А также на благо Карелии и коренного населения, которые так нуждаются сейчас в помощи и поддержке власти".