Лжедмитрий 2 годы жизни и правления. Лжедмитрий II – краткая биография

Летом 1607 года в Стародубе появился человек, который объявил себя чудом спасшимся в мае 1606 года в Кремле царевичем Дмитрием. Это был Лжедмитрий 2. Смута таким образом не заканчивалась, а только вступала в самую лихую часть своей второй фазы. Примечательно, что когда Болотников сидел в окружении в Туле он слал письма по России и требовал, чтобы объявили хоть какого-нибудь Дмитрия. Его и объявили, но к тому моменту Болотникова уже утопили, а смута развивалась совершенно по другой линии.

Личность Лжедмитрия 2

Если о личности первого самозванца ведутся споры и действительно интересно кем был этот человек, то кем был второй Лжедмитрий не интересует абсолютно никого. Даже попыток никто не делал выяснить его реальную личность. По видимому это был крещеный еврей, еврей выкрест. Его соратники прекрасно понимали, что это просто знамя и не более. Вот, что пишут его современники.

Лжедмитрий 2 был бездарный невежественный мужик, грязный и сквернословный, которого поляки тщетно обучали хорошим манерам.

Историческая справка

И по-видимому Марине Мнишек нужно было обладать фантастическим тщеславием, чтобы делить ложе с таким человеком.

Армия самозванца и поход к Москве

Кто составлял ударную силу армии Лжедмитрия 2? Это русские низы, польские и литовские авантюристы и наемники, казаки и, конечно, запорожские казаки во главе со своим лидером Иваном Заруцким, фаворитом Марины Мнишек, от которого она родила ребенка.

Собрав большое войско Лжедмитрий 2 двинул его на Москву и здесь он разбил царское войско и подошел к столице. Но столицу он взять не смог и расположился в деревне Тушино, Тушинским лагерем. Откуда и его прозвище - Тушинский вор. Именно в Тушино началось правление Лжедмитрия 2 и его "банды".

Тушинский лагерь

Тушино это в 12 верстах к северо-западу от Москвы. Здесь были созданы свои Приказы, появились бояре и выводы. И даже появился свой патриарх - Филарет Романов, который потом будет говорить, что он якобы приехал разведать и его насильно удержали. Ничего подобного. Он мог уехать совершенно спокойно. Просто Романовы были связаны с обоими Лжедмитриями. Это была, по видимому, часть их заговора. Поэтому верить здесь Филарету не стоит.

1608-1610 годы ознаменовались, так называемыми, тушинскими перелетами. Это опять кстати двоевластие - Тушинский вор и Василий Шуйский . Как это происходило? Бояре и дворяне по нескольку раз переходили от Василия Шуйского к царю Дмитрию. Например, приезжают от Василия Шуйского к Дмитрию - получают поместье, денежный оклад, а через 3 месяца возвращаются к Шуйскому и слезно просят прощения. Получают от него оклад и поместья, а через 3 месяца движутся назад. Что характерно это очень быстро перестало вызывать удивление современников, потому что уровень морали в том числе политической упал очень низко. Люди просто зарабатывали деньги.

Окончание правления Лжедмитрия 2

Весной 1609 году Шуйский прибегает к помощи шведского короля и объединенным войском начинает поход на Тушинский лагерь. Как только запорожские казацкие и польские бандиты узнали, что идет Сигизмунд 3, Тушинский лагерь распался. Он прекратил свое существование. Лжедмитрий 2 переоделся крестьянином, зарылся в повозку с навозом, и в таком виде его вывезли в Калугу. Там он отсиживался до 1610 года, пока к Москве не начали подходить поляки. Вместе с ними на Москву пошел и Лжедмитрий 2.

В 1610 году польские войска вошли в Москву. Узнав об этом группа заговорщиков среди окружения Тушинского вора убили Лжедмитрия 2 (11 декабря), потому что он теперь оказался ненужным никому. На этом правление Лжедмитрия 2, а вернее всего его разбойничьего окружения, было окончено.

Сакрализация власти была надежно обеспечена тезисом о царе как помазаннике Божием. Потому теоретической предпосылкой возникновения самозванства должно было стать массовое сомнение в том, что правящий монарх занимает свой престол по праву. Так, «самозванство» царя стало причиной появления настоящего самозванца как претендента на корону. Вероятно, именно колебания относительно легитимности пребывания Бориса Годунова у власти породили фигуру первого русского самозванца — Лжедмитрия I. Несмотря на то, что новый царь был избран на царство Земским собором и даже дважды отказывался от столь высокого чина, однако, род Годуновых был далеко на так влиятелен и знатен (даже несмотря на родство с предыдущим царем Федором Ивановичем).

Вероятно, Лжедмитрий II был еврейского происхождения и у Лжедмитрия I

Потому старомосковский род Романовых имел существенные преимущества в иерархии престолонаследия. Не говоря уже о странной гибели царевича Дмитрия в Угличе, когда подозрения в убийстве неизбежно легли на ближайшего боярина и шурина царя. Монах-расстрига Григорий Отрепьев, будущий Лжедмитрий I, своим отождествлением с трагически погибшим царевичем фактически открыл «ящик Пандоры» — следом за ним череда самозванцев неуклонно растет.

Портрет Лжедмитрия I

Те, кому доверял Лжедмитрий I и приблизил к себе, больше всех остальных стали ругать его после смерти. Некоторые из них даже пытались войти в доверие к вновь избранному царю Василию Шуйскому. Так, приближенный первого самозванца князь Григорий Петрович Шаховской получил должность воеводы в Путивле — именно в том городе, жители которого особенно доброжелательно относились к появлению Лжедмитрия, где все еще оставались его сторонники. Зная все обстоятельства восшествия Шуйского на престол, Шаховской созвал в Путивле народный сход, на котором объявил, что вместо Дмитрия (Лжедмитрия) в Москве был убит другой человек («немец», то есть некий иностранец, немой — в том смысле, что не говорил по-русски). Настоящий царь жив и скрывается в надежном месте, ожидая благоприятного момента, чтобы вернуть себе законную власть. Этой легенде поверили сначала жители Путивля, а потом и весь юг страны, который, казалось, только этого и ждал: посадские люди (горожане), стрельцы, казаки, крестьяне охотно вступали в «армию» Шаховского и его соратника, черниговского воеводы князя Андрея Телятевского.

Лжедмитрий II объявил себя царем под страхом пыток

Стремительно распространившимся слухом о чудесном «воскрешении» Дмитрия не преминула воспользоваться и Польша, которая смогла быстро материализовать нового самозванца — Лжедмитрия II. В этой истории поражает тот факт, насколько скоро москвичи, присутствовавшие при расправе над трупом покойного царя, смогли забыть эти события и безоговорочно поверить в фантастическое спасение. По словам Н. М. Карамзина, у русского народа «действовала любовь к чудесному и любовь к мятежам», а профессиональный француз-наемник русской армии Ж. Маржерет остроумно заметил, что «чернь московская была готова менять царей еженедельно, в надежде доискаться лучшего».

Гавриил Никитич Горелов. «Восстание Болотникова»

Больше всего вопросов и загадок в истории Лжедмитрия II связаны с тайной его настоящего имени. Первые известия о появлении спасшегося царя датируются зимой 1607 года, когда в Литве обнаружился самозванец, один из многих других, кто выдавал себя за царственную особу. В среде терских казаков появился и царевич Петр Федорович (якобы сын царя Федора, то есть внук Ивана Грозного), и царевич Иван-Август (якобы сын Ивана Грозного от брака с Анной Колтовской). Первый из вышеперечисленных самозванцев мародерствовал на юге России, а затем вступил в ряды армии Ивана Болотникова, а второй претендент на престол удачно действовал в Нижнем Поволжье, где ему удалось захватить Астрахань. Вслед за ними появился еще один «внук» Ивана IV, «сын» царевича Ивана Ивановича — Лаврентий. В мае 1607 года Лжедмитрий II перешел русско-польскую границу, подошел со своим войском к Стародубу, где был признан местными жителями. Его войско постепенно пополнялось добровольцами и наемниками, а потому в сентябре он смог двинуться на помощь Лжепетру и Болотникову.

Воевода Лжедмитрия II князь Дмитрий Мосальский Горбатый «сказывал с пытки», что самозванец «с Москвы с Арбату из Законюшев попов сын Митька». Другой его бывший соратник Афанасий Цыплятев на допросе говорил, что «царевича Дмитрея называют литвином, Ондрея Курбского сыном». «Московский летописец» и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий считал его выходцем из семьи стародубских бояр Веревкиных (они были одними из первых, кто признал легитимность самозванца). Польские летописцы, современники тех событий полагали, что имя убитого в 1606 году царя принял крещеный еврей Богданко (или Богдан Сутупов). Он был учителем в Шклове, а затем перебрался в Могилев, где находился в услужении у священника. За некие проступки шкловскому учителю грозила тюрьма — и как раз в этот момент его заприметил участник похода Лжедмитрия I на Москву поляк М. Меховский. Ему показалось, что тот внешне похож на погибшего самозванца. Известный русский историк Смуты, Р. Г. Скрынников, опираясь на иностранные источники, полагал, что Лжедмитрий II «разумел и язык Еврейский, читал Талмуд, книги Раввинов, именно Сигизмунд послал его, назвав Димитрием Царевичем».

Письмо Лжедмитрия II сандомирскому воеводе Юрию Мнишеку из Орла о своем скором восшествии на российский престол с помощью польского короля Сигизмунда III. Подпись — автограф Лжедмитрия II, январь 1608 года

Дойдя со своим разношерстным войском до Москвы, Лжедмитрий II встает лагерем в селе Тушино, где и будет в дальнейшем располагаться его «штаб-квартира» (отсюда и закрепившееся прозвище самозванца — «тушинский вор»). Интересен в этой связи тот факт, что в деле формирования легитимности нового претендента на престол немалую роль сыграл патриарх Филарет, Федор Никитич Романов, чья поддержка имела неоценимое значение для самозванца: Богдан Шкловский выдавал себя за сына Ивана Грозного, а Филарет был племянником этого царя — «родственники» должны были помочь друг другу. Судя по описаниям современников событий, «воровская» столица имела весьма неприглядный вид. Вершина холма была усеяна шатрами польских гусар. Среди них стояла просторная рубленая изба, служившая «дворцом» для самозванца. За «дворцом» располагались жилища русской знати. Простые люди занимали обширные предместья, расположившиеся у подножия холма. Наспех сколоченные, крытые соломой «сараи» стояли тут очень тесно, примыкая одна к одной, а жилища были битком набиты казаками, стрельцами, холопами и прочим «подлым» людом.

Самозванец был на прогулке, когда князь Урусов убил его

Так сформировалась ситуация политического двоевластия, неизбежно появляющаяся в годы гражданской войны. По выражению Карамзина, «народ уже играл царями, узнав, что они могут быть избираемы и низвергаемы его властию или дерзким своевольством». Многие из бежавших от Василия Шуйского в стан его врага — Лжедмитрия II, снова возвращались обратно, вплоть до того, что родственники договаривались между собой, кому ехать в Тушино, а кому оставаться в Москве, чтобы извлечь пользу и в одном лагере, и в другом. Получив жалованье в Москве, ехали получать деньги в Тушино.

Сергей Милорадович. Оборона Троице-Сергиевой Лавры от войск Лжедмитрия II в 1608—1610 годах.

Весьма важный аспект в истории Лжедмитрия II — его взаимоотношения с польским королем Сигизмундом III, который сначала видел в нем средство для ослабления Шуйского и отвлечения собственных граждан и знати от внутренних дел Речи Посполитой. Однако, в 1609 году положение «тушинского вора» существенно поменялось: в его лагере со страхом ожидали прихода русско-шведских отрядов Я. П. Делагарди и М. В.Скопина-Шуйского, разгромивших летом тушинского полковника Александра Зборовского. Оказавшись фактически в ловушке, большая часть польских наемников предпочитает договориться со своим королем Сигизмундом, что безусловно подорвало авторитет Лжедмитрия. Летом 1610 года войско польского гетмана Станислава Жолкевского занимает Москву, а сам он по предложению думных бояр соглашается присягнуть на условиях избрания сына Сигизмунда, королевича Владислава, на российский трон. Московское боярство, устав от разорительной гражданской войны, было заинтересовано в устранении самозванца. Они первые предлагают в целом нерешительному Сигизмунду III выход из сложившейся двусмысленной ситуации: убийство Лжедмитрия II, на которое король хоть и не сразу, но соглашается.

– самозванец, известный также под именем «Тушинского вора». Неизвестного, по некоторым сведениям, еврейского происхождения. Скитаясь в начале Смутного времени по Белоруссии и Северской земле, он в Стародубе выдавал себя за одного из бояр Нагих. Между тем среди стародубцев пошли слухи, что в их городе находится спасшийся царевич Дмитрий. Распространитель этих слухов, А. Рукин, указал на мнимого Нагого, назвав его Дмитрием. Тот принял самозванство (1607), и к нему в Стародуб стали стекаться военные отряды искателей грабежа и приключений. К 3000 разного сброда, сплотившегося вокруг Лжедмитрия II, присоединился Меховецкий с украинской вольницей. Нового самозванца признал и атаман донских казаков Заруцкий . Лжедмитрий II со своими шайками взял города Карачев, Брянск, Козельск и Орел, где к нему примкнули большие польские и литовско-русские отряды вольницы, а также князь Рожинский. Силы царя Василия Шуйского были разбиты 11 мая 1608. Лжедмитрий поспешно двинулся к Москве и 1 июня 1608 расположился у села Тушино, в 12 верстах от неё. Возвращавшаяся из русского плена жена первого самозванца, Марина Мнишек согласилась признать, что Лжедмитрий II действительно есть спасшийся Лжедмитрий I и была увезена в Тушинский лагерь .

Там сосредоточилось до 18.000 конницы и 2000 польской пехоты, до 30.000 запорожцев и до 15.000 донских казаков. Главная сила Тушинского вора была в казачестве, которое стремилось к ниспровержению прежних порядков и к установлению по всей России казацкой вольницы. Лжедмитрий II поддерживал эти планы. Он объявил о захвате боярских имений и раздаче этих земель всем, кто их захватывал и т. д. Постепенно ему начали подчиняться разные города: сперва пограничные с Литвой (Невель, Великие Луки, Псков), затем – ближайшие к Москве (Переяславль-Залеский, Суздаль, Углич, Ростов), а после – северные, и восточные (Ярославль, Владимир, Шуя, Балахна, Гороховец, Муром, Арзамас, Шацк, Кострома, Вологда, Кашин и многие другие). Захваченный в Ростове митрополит Филарет (постриженный при Борисе Годунове боярин Фёдор Никитич Романов, родоначальник будущей династии) был привезён в Тушино и объявлен там патриархом.

С. Иванов. Лагерь Лжедмитрия II в Тушино

Казалось, что Лжедмитрий II вскоре займёт Москву, откуда к нему стали бежать многочисленные знатные «перелёты». Однако вскоре его положение изменилось. Приступ тушинцев к столице окончился неудачей. Сидевший там царь Василий Шуйский заключил договор со шведами и получил от них помощь. Осада сторонником Лжедмитрия II, Сапегой, Троицкой Лавры тоже кончилась неудачей. Многие, особенно отдаленные, города начали отлагаться от дела Лжедмитрия. Начало похода на Россию польского короля Сигизмунда III, объявившего себя прямым соперником «Вора» и прибывшего под Смоленск осенью 1609, отвлек из Тушинского лагеря большинство поляков. В стане Лжедмитрия II начались раздоры и несогласия. В самом конце 1609 года Вор бежал в Калугу, за ним бежала и Марина. Тушинский лагерь распался.

Прибытие Лжедмитрия II в Калугу после бегства из Тушина. Художник Н. Дмитриев-Оренбургский

Доподлинно ни происхождение Лжедмитрия 2, ни его дата рождения, ни даже место его рождения неизвестно. Появление его в истории датировано летом 1607 года. Именно в это время он появился на Брянщине в городе Стародуб. Самозванец прибыл из Речи Посполитой, где до побега сидел в тюрьме. Там Лжедмитрий 2 объявил себя чудом спасшимся царевичем Дмитрием. Русское население признало его, уповая на его внешнее сходство с . Началось формирование войска самозванца, основу которого составили польские отряды, некоторая часть русского дворянства, казаки и недовольные властью .

Войска Лжедмитрия 2 взяли такие города как Брянск, Козельск, Орел. Поддержав восстание Болотникова, самозванец двинулся на Тулу для соединения с восставшими. Но этого не случилось. После победы весной 1608 года под Болховом над войсками царя Василия Шуйского, армия Лжедмитрия II подошла к Москве, но взять под контроль столицу не удалось, и сторонники самозванца расположились лагерем в селении Тушино. Поэтому за ним закрепилось прозвище «тушинского вора». Со временем Тушино превратилось в пристанище для недовольных законным царем. Уже осенью сторонники Лжедмитрия 2 начали грабить и заниматься разбоем. Не сумев взять столицу, они приступают к её осаде, которая продолжалась практически 2 года.

Самозванец, находясь в Тушино, чтобы перетянуть на свою сторону дворян, стал практиковать раздачу окрестных земель и крестьян своим сторонникам. Со временем ему на верность стали присягать разные города. В Тушино привезли из Ростова митрополита Филарета и объявили его патриархом. Именно этот боярин Федор Никитович Романов, принявший постриг при , стал родоначальником династии Романовых. В Тушинский лагерь прибыла из русского плена Марина Мнишек, признавшая в Лжедмитрии II своего мужа. Позже они тайно обвенчались. Впоследствии она родила от тушинского вора сына Ивана.

Самостоятельно Василий Шуйский не был в состоянии противостоять силам самозванца, поэтому он призвал на помощь шведов, заключив с ними в 1609 году договор. Но этот договор вызвал беспокойство у поляков, которые возлагали надежду на Лжедмитрия II, желая посадить на престол в Москве своего ставленника. Осенью 1609 году поляки начали открытую интервенцию и осадили Смоленск. Узнав об этом, все польские отряды покинули Тушинский лагерь и присоединились к войскам Сигизмунда III.

В это же время к Москве подошли русско-шведские войска под командованием Скопина-Шуйского. Тушинский лагерь прекратил свое существование.

В декабре 1609 года Лжедмитрий 2 бежал из Тушино в Калугу, где смог привлечь на свою сторону новых соратников. Вскоре русско-шведская армия под командованием Василия Шуйского отправляется на помощь осажденному Смоленску, но в сражении под Клушино в июне 1610 года она была разбита польскими войсками. Воспользовавшись этой ситуацией, Лжедмитрий II снова выступает к Москве, но уже менее чем через месяц после столкновения под Коломной в августе 1610 года самозванец снова ретируется в Калугу.

В декабре 1610 года самозванец был убит Петром Урусовым. 21-го числа он разрубил Лжедмитрия II саблей. Место и время захоронения самозванца неизвестно.

Часть третья

Московское разорение

Глава первая

Гибель калужского «вора»

В числе сторонников «вора» [Лжедмитрия II ] был касимовский царь. Он пристал к нему еще во время стоянки его под Тушином. Когда «вор» должен был бежать из-под Москвы, касимовский царь отъехал от него, приехал к Жолкевскому и вместе с гетманом отправился под Смоленск. Сын его с матерью и с бабкой оставался с «вором» и уехал с ним в Калугу. Прожив несколько недель под Смоленском, царь стосковался по семье и отправился в Калугу, с намерением отвлечь сына от «вора». Ему самому понравился прием у поляков. Приехавши в Калугу, отец притворялся перед «вором» и показывал вид, будто предан ему по-прежнему; но сын подружился с «вором» искренно и передал ему, что отец обманывает его и в самом деле приехал единственно за тем, чтобы взять свою семью, а потом опять ехать к полякам. «Вор» пригласил старика ехать с собою на псовую охоту, назначил день. «Вор» выехал вперед за реку Оку и послал просить касимовского царя выехать к нему. Царь выехал с двумя татарами. «Вор» обошелся с ним дружелюбно, потом оставил своих псарей вдали, взял с собой двух приятелей, Михаила Бутурлина и Игнатия Михнева, и поехал по берегу Оки. Касимовский царь ехал с ним рядом; вдруг все трое нападают на него, и «вор» убивает его собственноручно. Тело бросили в Оку. Потом «вор» в тревоге скачет к прочим своим людям и кричит: «Касимовский царь Урмамет хотел убить меня; чуть-чуть ушел я от него. Он сейчас убежал к Москве. Догоните его и поймайте». Люди пустились в погоню, и, разумеется, никого догнать не могли. С тех пор «вор» подавал делу такой вид, будто Урмамет пропал куда-то и неизвестно где находится: но проговорились ли те, которые с ним вместе спровадили старика в Оку, или же люди стали догадываться сами собой, – только друг Урмамета, крещеный татарин Петр Урусов упрекнул «вора» в глаза убийством касимовского царя. «Вор» посадил его в тюрьму и держал там шесть недель. В начале декабря случилось, что его татары имели стычку с отрядом, бывшим под начальством Чаплицкого, одолели и привели в Калугу пленных. Это обрадовало «вора». Татары очень любили Урусова. Надобно было сделать им что-нибудь угодное в благодарность. Марина и бояре упросили выпустить Урусова. Этот человек прежде был ему полезен. «Вор» помирился с ним и обласкал его.

10-го декабря поехал «вор» за Оку-реку на прогулку с небольшой дружиной русских и татар. Урусов был с ним. Такие прогулки «вор» делал часто: они были шумны и веселы. Трезвый когда-то, он теперь изменил образ жизни: любил пиры и гулянки, пил вино большими раструханами. Шум, песни, крики пьяных слышались часто. «Вор» ехал на санях, не раз останавливался, кричал, чтобы ему подавали вино, пил за здоровье татар. Его провожатые ехали верхом. Вдруг Урусов, ехавший также верхом за «вором», напирает на его сани своим конем, а потом поражает его саблей: с другой стороны саней меньшой брат Урусова в то же мгновение отсек «вору» голову. Бояре подняли тревогу; татары обнажили на них сабли. Бояр было меньше; они испугались и.кричали: помилуйте, помилуйте! По одним известиям, татары побили некоторых из русских, провожавших своего царика; по другим, напротив, Урусов не велел их трогать. Татары раздели тело «вора» и покинули его на снегу, а сами убежали с Урусовым. Воротившись в Калугу, бояре известили горожан о происшествии. Тогда уже вечерело.

Весь город возмутился. «Бить всех татар», – кричали калужане. Марина , ходившая последние дни беременности, выскочила из города, села с боярами на сани, подняла в поле обезглавленное тело мужа, привезла в город. Ночью, схватив факел, Марина бегала с обнаженной грудью посреди толпы, вопила, рвала на себе одежду, волосы, и, заметив, что калужане не слишком чувствительно принимают ее горе, обратилась к донским казакам, умоляя их о мщении. Начальствовал ими Заруцкий, неравнодушный к Марине. Он воодушевил своих казаков; они напали на татар, каких встретили в Калуге, и до двухсот человек убили .

Через несколько дней родила Марина сына, которого назвали Иваном. Она требовала ему присяги, как законному наследнику. Тогда Ян Сапега, узнав, что носивший имя Дмитрия убит, подошел к Калуге в первый день Рождества и требовал сдачи на имя короля. Три дня шли переговоры, и на четвертый день, когда Сапега еще раз выслал своих на переговоры, калужане сделали вылазку. Бой с Сапегой длился до вечера. Сапега стоял под Калугой до 31-го декабря. Калужане ни за что не хотели сдаться.

Марине приходилось плохо. Только донцы с Заруцким были за нее. Калужане ее ненавидели, «она стала чувствовать себя в неволе. Она написала к Сапеге письмо такого содержания:

«Ради Бога, избавьте меня; мне две недели не доведется жить на свете. Вы сильны; избавьте меня, избавьте, избавьте: Бог вам заплатит!»

Ответ калужан Сапеге был таков, что ему и без того ничего не осталось делать под Калугой: калужане обещали целовать крест тому, кто на Москве царем будет, а в Москве признавали Владислава. И Сапега удалился от Калуги к Перемышлю. Пере-мышль ему сдался. За ним сдался Одоев, и присланные оттуда выборные целовали перед Сапегой крест Владиславу.

Смерть «вора» сделала перелом в смутной эпохе и была событием, неблагоприятным для Сигизмунда, вместо того, чтобы быть ему полезным. Возраставшее недовольство против короля до того времени двоилось: одни держались готового его соперника, кем бы он ни был; другие, не желая повиноваться обманщику, думали отыскать или создать иную точку опоры против польских притязаний. Если бы тот, кого еще многие звали Дмитрием, был жив, то против поляков стояли бы долго два лагеря, враждебные в то же время один другому. Теперь не стало этого соперника у Сигизмунда, и все недовольные Сигизмундом могли согласно и дружно соединиться воедино, воодушевленные одной мыслью – освободить Русскую землю от иноземцев.

Весть о смерти названого Дмитрия не так скоро разошлась по отдаленным странам России: в Казани, еще в январе 1611 г., вооружались его именем против поляков. За Казанью следовала Вятка. И там не хотели повиноваться полякам. И там имя Дмитрия все еще служило предлогом, тогда как другие города уже поднимались под иным знаменем. Но как только в Казани и Вятке узнали, что Дмитрия нет на свете, то и там стали заодно с другими городами. В Москве известие о смерти «вора» произвело радость. Противники поляков перестали бояться Калуги, из которой ожидали помехи успехам усилий против поляков; сторонники Дмитрия лишились надежды на Калугу и увидели необходимость искать ее в Москве. Народ вдруг стал вырастать, почувствовал силу свою; казались нестрашными ни поляки, разъезжавшие победителями по московским улицам, ни бояре-изменники, которые подсматривали и подслушивали, где кроется вражда к королю. Начали собираться в домах, толковали, что король обманывает москвичей, – остается всей Московской земле стать заодно против польских и литовских людей и крепиться в том, чтобы из Московской земли польские и литовские люди вышли все прочь.

Бояре, преданные Сигизмунду, зная нерасположение патриарха к польскому делу , хоть и освободили его от стражи, но советовали Гонсевскому смотреть за ним и предупреждали, что в Москве не спокойно. Настали зимние святки, шумное время в Москве. Тогда в Москву, как некогда в Иерусалим из Палестины, из русских земель стекался народ на праздник. У многих жителей городов была в столице родня, и они ездили навестить ее в праздничные дни; иные съезжались к концу праздников поглядеть на обряд богоявленского водосвятия. Это был день, когда русские иногородцы имели случай посмотреть на царя, на патриарха, увидеть весь двор в его праздничном великолепии. Так вошло в обычай съезжаться в эти дни отовсюду в столицу, но на этот раз не было ни царя, ни царского двора, а, по привычке, народу все-таки стало стекаться много. Поляки стали бояться такого многолюдства: им мерещилось, что внезапно ударят в набат, как было во время гибели «расстриги», и бросятся московские люди, и старые и юные, и большие и малые, бить их. По стенам и на башнях неисходно стояла стража; на зимнем холоде невесело было исполнять эти обязанности, особенно в такие дни, когда из детства привыкли гулять и пировать. Но идет дело уже не о ремне, говорили поляки, а о целой шкуре. Чуть только соберется какое-нибудь сходбище, или начнет приливать свежий народ в город, поляки сейчас всполошатся, бьют тревогу, толпами бегут то в ту, то в другую сторону. К патриарху приходили из разных краев русские люди. Патриарх всех благословлял стать за веру и за Русскую землю, всем говорил: «Вы королевичу присягнули только на том, чтоб ему креститься в русскую веру, а если он не крестится и литовские люди не выйдут из Московского государства, то королевич не государь нам». Эти же речи он писал в своих грамотах и рассылал их. Одну такую грамоту, говорит современник, перехватил какой-то поляк Ващинский, отправленный с семьюстами всадников для проведывания, что делается на Руси. После того поляки дали приказание, чтобы никто из московских жителей не держал у себя оружия, и у кого оно было, те должны были сносить его в царскую казну. Поймали извозчиков, которые везли зерновой хлеб, но под зерном оказались длинные ружья; вероятно, некоторые из московских жителей вместо того, чтобы доставить оружие, какое у них сохранилось, полякам, рассудили за лучшее выпроводить его в иное место, где оно могло для русских послужить против поляков. Гонсевский приказал посадить под лед этих извозчиков. Тогда патриарха стали снова стеснять, увели у него дьяков и подьячих, отняли бумагу, чтобы не дать ему писать грамот, взяли и дворовых людей, чтобы не было кого посылать с грамотами, но не усмотрели за ним; писать он не мог, а говорить еще мог с русскими людьми. Явились к нему под благословение нижегородцы, сын боярский Роман Пахомов да посадской человек Родион Мокеев. Он им передал на словах: «Писать мне нельзя: все побрали поляки, и двор у меня пограбили; а вы, памятуя Бога и Пречистую Богородицу и московских чудотворцев, стойте все заодно против наших врагов». Когда это известие принесли посланцы в Нижний Новгород, там составился совет; пригласили балахонцев, а вместе с ними нижегородцы присягнули на кресте стоять за Москву и идти ополчением против поляков и литовских людей. Это решение послано к Ляпунову.