Нобелевская премия по литературе алексиевич. Нобелевская речь светланы алексиевич. Об украинском конфликте
32 года прошло после написания первой книги и вручением Нобелевской премии… Над чем теперь работает Светлана Алексиевич? А также специально для вас возможность посмотреть на раритетный автограф писательницы.
Фото scoopnest.com
Как-то Александр Лукашенко посетовал, что нет среди белорусских писателей творцов уровня Льва Толстого и на встрече с руководителями ведущих белорусских СМИ 21 января заявил, что государство окажет автору белорусского произведения мирового класса серьезную поддержку:
Я говорил, положите мне хоть одну, к примеру, «Войну и мир», и я вам обеспечу гигантскую поддержку.
Получается, подвело литературное чутье нашего Президента, есть у нас авторы, которые подтвердили свой мировой класс и без его «гигантской» поддержки. Такое случается, ведь еще в библии было сказано: « Пророка нет в отечестве своем ».
Так у нас «не заметили» белорусскую писательницу Светлану Алексиевич , которую 8 октября 2015 года нобелевский комитет из 198 номинантов единогласно наградил Нобелевской премией по литературе. За всю историю вручения этой премии из 112 победителей Алексиевич стала четырнадцатой женщиной, получившей премию в области литературы и первым белорусским лауреатом.
Светлана Алексиевич родилась в 1948 году в городе Иванo-Франковск (Украина). В 1972 году окончила отделение журналистики Белгосуниверситета им. Ленина. Работала воспитательницей в школе-интернате, учительницей. С 1966 года - в редакциях районных газет «Прыпяцкая праўда» и «Маяк коммунизма», в республиканской «Сельской газете», с 1976 года - в журнале «Неман».
В 1983 году Алексиевич написала свою первую книгу « У войны не женское лицо», которая два года пролежала в издательстве, затем была опубликована в журнале, а потом уже отдельно большим тиражом. Кроме этой у Алексиевич были изданы еще 5 книг: «Последние свидетели », «Зачарованные смертью», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва» и « Время секонд хэнд».
Книги писательницы издавались в 19 странах мира, в том числе в США, Германии, Великобритании, Японии, Швеции, Франции, Китае, Вьетнаме, Болгарии, Индии. Литературное творчество Светланы Алексиевич было отмечено не менее, чем 20 премиями: 3 премии СССР, 3 — России, а также премиями нескольких западноевропейских стран и США.
А как в Беларуси отнеслись к творчеству Алексиевич? Круг читателей сложился у нее еще с советских времен, до начала 1990-х годов ее книги издавались в нашей стране и переводились на белорусский язык (Алексиевич русскоязычная писательница). Но из-за того, что она в своих интервью критиковала действующую власть, эта власть перестала ее «замечать» и, по выражению самой Алексиевич, «государство делает вид, что меня нет ». Последние 20 лет ее книги издавались только за рубежом, там же по ее сценариям снимались фильмы, спектакли, там она получала премии, часто и подолгу находясь за границей.
Получилось, что зарубежные читатели лучше узнали и по достоинству оценили творчество Алексиевич. 8 октября сразу же после оглашения имени лауреата постоянный секретарь Шведской академии Сара Даниус высказала мнение шведскому телевидению СВТ о творчестве Алексиевич:
Описывая людей советского времени, постсоветского, она перешагнула границы журналистики, создав совершенно какой-то новый литературный жанр. Она просто замечательный писатель! Премия по литературе присуждена белорусской писательнице Светлане Алексиевич за ее полифонические сочинения - монумент страданий и мужества в наше время.
Фото belsat.eu
Десятки лет Алексиевич встречалась с разными людьми, записывала на магнитофон и затем переносила на бумагу их исповеди. Через книги Алексиевич мы можем прочувствовать, как коснулись множества людей факты и события, как они их пережили, пропустили через свою душу. Это и есть живая устная история, воплощенная в жанре художественно-документальной прозы. О себе Алексиевич говорит, что находится в плену журналистики, но журналистикой называть свои произведения не желает. И называет их «романом голосов». Если быть точным, то еще до Светланы Алексиевич в этом жанре создали свои книги « Я из огненной деревни» и «Блокадная книга» советские писатели Алесь Адамович и Даниил Гранин . Алексиевич освоила и развила этот жанр до мирового признания. В предисловии к книгам Алексиевич « У войны не женское лицо» и «Последние свидетели» 1988 года издания известный белорусский писатель Алесь Адамович так описал приемы подобного жанра:
… обратиться не просто к бывалым людям, их памяти, пережитому ими, а к тем, чья судьба и память — одни из болевых точек нашего времени. Наболевшая, изболевшаяся память о событиях, затронувших сам нерв народной жизни. …Человек, берущийся за подобный труд, должен обладать особенным даром сопереживания, который входит как обязательная часть в талант писателя, художника. Без этого если что и получится, то в ином качестве, жанр не сформулируется, не сработает. Ну и третье условие – по-настоящему сильное, развитое чувство эстетической оценки, столь необходимое для отбора и монтажа сырого материала в произведение литературное… Да, такая литература не для легкого, праздного чтения. И не авторское это наше своеволие — зачем-то мучить бедного читателя. Сама жизнь современная подсказала, можно сказать, навязывает и такой материал, и этот путь, и этот жанр. Если кто и «повинен», то она: к ней и претензии, с нее и спрос!.. Имея под руками …целые горы глубинного материала народной жизни, человеческой психологии – тут уже и обыкновенный литературный талант сумеет многое, способен потрясти сознание читательское так, как прежде удавалось лишь великим….Не вижу, не знаю другого жанра, который был бы столь плодотворный и благотворный, столь обогащающий и укрепляющий молодой литературный талант, чем этот – годами жить памятью, судьбами сотен и сотен людей, писать, творить в соавторстве с самим народом.
Алесь Адамович еще в начале 1980-х прозорливо разглядел талант и великое будущее книг Светланы Алексиевич:
То, чем Светлана нагрузила свою душу,- на всю жизнь. Но не будем ее жалеть. Нести чужой груз, груз всей жизни –это долг писателя. В этом его профессия. Если относиться к ней серьезно…Я больше чем уверен в писательском будущем человека с таким началом литературного пути, как у Светланы Алексиевич.
На мировое признание творчества Алексиевич власти вынуждены реагировать. Она получила поздравление от нашего Президента, от российского министра культуры, от Президента Украины.
Обласканный властью, награжденный 10 орденами и 40 медалями, милицейский генерал в отставке, сенатор, автор около 50 детективных и приключенческих книг, заслуженный деятель культуры и председатель Союза писателей Республики Беларусь Николай Чергинец заявил агентству РИА Новости в четверг:
Эта Нобелевская премия - подтверждение заслуг всей белорусской литературы. Светлана увенчала эти заслуги. Мы (в Союзе писателей Беларуси - ред.) рады, что о белорусской литературе говорят в мире. Думаю, что это положительное событие повлечет интерес к белорусской литературе, тем более что за последнее десятилетие появилось много интересных произведений.
Чергинец также развеял мнения, что действительно белорусским можно называть только белорусскоязычного писателя:
Каждый писатель, который живет в Беларуси и пишет, является белорусским писателем, тем более он своим творчеством поднимает авторитет всей страны. Конечно, в любой ситуации Алексиевич - белорусский писатель.
Будем надеяться, что скоро книги Алексиевич можно будет свободно купить в наших книжных магазинах и взять почитать в наших библиотеках. А может, ее на просторах СНГ даже признают классиком и включат в школьные программы? Только бы не иссяк творческий талант Алексиевич после награждения мировой премией, как это произошло с некоторыми известными писателями. Уже около 10 лет Алексиевич собирает материал для книги о любви и счастье, которую читатели ждут с нетерпением.
20 ноября 2002 года мне посчастливилось присутствовать на встрече читателей с белорусскими писателями Владимиром Орловым, Светланой Алексиевич и Левоном Борщевским в Витебской областной библиотеке. После встречи я подошел к Алексиевич со всеми имеющимися у меня, написанными ею 4 книгами, и она поставила в них автографы. Рад, что теперь это автографы Нобелевского лауреата. А вот за последним произведением Алексиевич «Время секонд хэнд» два года назад мне пришлось съездить специально в Смоленск.
Автограф нобелевского лауреата
Пока книги нобелевского лауреата Светланы Алексиевич не издадут доступным тиражом, их можно прочитать и скачать в Интернете. Только бы наши люди не разучились читать, понимать и становиться умнее.
В это воскресенье, 10 декабря, в Стокгольме пройдет церемония вручения ежегодной Нобелевской премии. Среди лауреатов американский ученый с белорусскими корнями Барри Бэриш. Он удостоен премии по физике за доказательство существования предсказанных Эйнштейном гравитационных волн. Предки Барри Бэриша - евреи-эмигранты из Западной Беларуси, которые в конце ХIХ - начале ХХ века уехали в США. Мало кто знает, что за всю историю вручения Нобелевской премии ее лауреатами становились 17 наших земляков, а также сыновья и внуки тех, кто когда-то жил на белорусской земле
Саймон Кузнец
Родился 30 апреля 1901 года в Пинске и был средним из троих детей торговца мехами Абрама и его жены Полины (урожденной Фридмен). После окончания реального училища Семен Кузнец поступил на юридический факультет Харьковского университета, где изучались также и экономические дисциплины. В 1922 году Семен и его старший брат Соломон эмигрировали в США, в Нью-Йорк, где уже жил их отец. К тому времени Абрам Кузнец сменил свою фамилию на Смит (в переводе “кузнец”). А Семен и за рубежом сохранил свою оригинальную фамилию. Что касается имени, то на американский манер он стал называть себя Саймоном. В 1924 году Саймон Кузнец окончил Колумбийский университет со степенью магистра по экономике. В 25-летнем возрасте он защитил докторскую диссертацию по теме “Циклические колебания: розничная и оптовая торговля в Соединенных Штатах в 1919-1925 гг.” и получил степень доктора философии. Преподавал в самых престижных вузах США.
В 1971 году за эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к более глубокому пониманию процесса развития, Саймону Кузнецу была присуждена Нобелевская премия по экономике. В сентябре 2007 года школе-интернату “Бейс Агарон” в Пинске присвоено имя Семена (Саймона) Кузнеца.
Жорес Алферов
Родился 15 марта 1930 года в Витебске в семье сплавщика леса. В 1945 году семья переехала в Минск, где Жорес окончил 42-ю среднюю школу. Свой первый детекторный приемник он собрал в 10-летнем возрасте.
После школы Жорес Алферов поступил на первый курс энергетического факультета Белорусского политехнического института и в связи с переездом семьи продолжил учебу в Ленинградском электротехническом институте. Начав работу научным сотрудником в лаборатории всемирно известного Ленинградского Физико-технического института АН СССР, Жорес Алферов в 1987 году становится руководителем этого вуза.
В 2000 году Жоресу Алферову совместно с американскими учеными Гербертом Кремером и Джеком Килби была присуждена Нобелевская премия по физике за разработки в области современной информационной технологии. Они открыли быстрые опто- и микроэлектронные компоненты на базе многослойных полупроводниковых структур.
Светлана Алексиевич
8 октября 2015 года Нобелевской премии по литературе была удостоена Светлана Алексиевич, белорусский журналист и писатель, “за ее полифоническое сочинение - монумент страданий и мужества в наше время”. Первая в истории Беларуси Нобелевская премия по литературе отдана писательнице даже не за одно конкретное произведение, а фактически за все книги, написанные до 2015 года. В первую очередь речь идет о книгах “У войны не женское лицо”, “Последние свидетели”, “Цинковые мальчики”, “Чернобыльская молитва”, “Время секонд хэнд”.
Светлана Алексиевич стала первым в истории Беларуси и первым за последние 30 лет русскоязычным писателем, получившим Нобелевскую премию.
Родилась в Ивано-Франковске (Украина). Вскоре она вместе с родителями переехала на родину отца - в Беларусь. В 1965 году окончила Копаткевичскую среднюю школу Петриковского района Гомельской области. Работала воспитателем в Осовецкой школе-интернате, учителем истории и немецкого языка в Беляжевичской семилетней школе Мозырского района, журналистом в различных изданиях. Более десяти лет жила в странах Западной Европы, но в 2013 году вернулась в Беларусь. Символично, что свою нобелевскую лекцию Светлана Алексиевич закончила такими словами: “У меня три дома - моя белорусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей матери, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги”.
Менахем Бегин
16 августа 1913 года в городе Брест-Литовске в семье руководителя еврейской общины города Дова Бегина и его жены Хаси Коссовской родился видный израильский политик, шестой премьер-министр Государства Израиль Менахем Бегин. В Бресте он окончил еврейскую школу “Мизрахи” и польскую среднюю школу. Поступил на юридическое отделение Варшавского университета, после окончания которого получил степень доктора права. В 1948 году Бегин основал и возглавил израильскую политическую партию “Херут” (“Движение свободы”), был лидером национального блока “Ликуд”, который победил на выборах в 1977 году. Будучи премьер-министром Израиля, в 1978 году на пару с руководителем Египта Анваром Садатом получил Нобелевскую премию мира за деятельность, способствовавшую пониманию и человеческим контактам между Египтом и Израилем. В результате Кэмп-Дэвидских соглашений удалось избежать крупного военного конфликта и вернуть Египту Синайской полуостров.
В течение всей своей незаурядной карьеры Менахем Бегин, владевший девятью языками, считался тонким, проницательным политиком и выдающимся оратором.
Шимон Перес
Интересно, что второй наш земляк, лауреат Нобелевской премии мира Шимон Перес родился в один и тот же день, что и Менахем Бегин, только на десять лет позже - в 1923 году. Это произошло в местечке Вишнево Воложинского уезда Новогрудского воеводства (сегодня это Воложинский район Минской области). Настоящие имя и фамилия Шимона Переса - Семен Перский.
В 1931 году отец Семена переехал в Палестину. Через три года, разбогатев на торговле зерном и почувствовав, что твердо стоит на ногах, он перевез к себе жену и детей. В 25-летнем возрасте Шимон Перес назначен помощником генерального секретаря министерства обороны Израиля. Так началась головокружительная карьера этого политика, который побывал почти на всех ответственных постах, включая посты президента и премьер-министра.
Будучи министром иностранных дел в правительстве Рабина, он стал одним из авторов мирных арабо-израильских соглашений первой половины 1990-х годов. Проводившиеся в Осло в течение нескольких месяцев закулисные переговоры между представителями Израиля и Организации освобождения Палестины привели к подписанию Декларации принципов, в общих чертах формулирующей основы палестинского самоуправления на Западном берегу и в секторе Газа.
Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин и министр иностранных дел Шимон Перес, а также председатель ООП Ясир Арафат в 1994 году были удостоены Нобелевской премии мира. Кстати, Ицхак Рабин, родившийся в марте 1922 года в Иерусалиме, был сыном могилевской еврейки Розы Кохен.
КСТАТИ
Среди лауреатов с белорусскими корнями один из создателей американской атомной бомбы американский физик Ричард Филлипс Фейнман. Он родился в 1918 году в Нью-Йорке в семье бывшего минчанина Мелвилла Артура Фейнмана и Люсиль Фейнман, урожденной Филлипс - дочери эмигранта из Польши. Совместно с Швингером и Томонагой Фейнману была присуждена Нобелевская премия за фундаментальные работы по квантовой электродинамике, имевшие глубокие последствия для физики элементарных частиц.
В 1975 году за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов Нобелевской премии по экономике был удостоен советский математик и экономист, академик Леонид Канторович, который к тому времени был лауреатом Сталинской и Ленинской премий. Он родился в 1912 году в Санкт-Петербурге, но его отец был родом из деревни Наднеман Минской области, а мать - коренная минчанка.
Бельгийского ученого Илью Пригожина называют “вторым Эйнштейном”. Он родился 25 января 1917 года в Москве. Его отец Роман, инженер-химик, был родом c Могилевщины, а мать, музыкант Юлия Вихман, родом из Литвы. В 1977 году Илье Пригожину была присуждена Нобелевская премия по химии за работы по термодинамике необратимых процессов, особенно за теорию диссипативных структур.
Уже почти четыре десятилетия всему миру известно имя американского физика, профессора Шелдона Ли Глэшоу. Но настоящая его фамилия - Глуховский. Он родился в Нью-Йорке в 1932 году и был младшим из троих сыновей эмигрантов из Бобруйска. Когда отец Шелдона переехал в США и основал в Нью-Йорке процветающую контору по ремонту водопровода, он изменил свою фамилию Глуховский на Глэшоу. В 1979 году Глэшоу, Саламу и Вайнбергу была присуждена Нобелевская премия по физике за вклад в теорию слабых и электромагнитных взаимодействий между элементарными частицами, в том числе за предсказание слабых нейтральных токов.
Незаурядный ученый, американский физик Джером Айзек Фридман родился 28 марта 1930 года в Чикаго, но его родители из Беларуси. Фридман в 1990 году был удостоен Нобелевской премии в области физики за основополагающие исследования, подтверждающие существование кварков, “за прорыв в нашем понимании материи”.
В 1995 году Нобелевскую премию по физике “за экспериментальное обнаружение нейтрино” получили двое американских физиков с белорусскими корнями - Мартин Перл и Фредерик Райнес. Отец Мартина, Оскар Перл, родился в Пружанах, а родители Райнеса родом из Гродненской губернии.
Белорусские корни и у американского нейролога и биохимика Стенли Бен Прузинера, прославившегося своими исследованиями сложных заболеваний головного мозга.
Отец одного из самых талантливых американских ученых-химиков Алана Джея Хигера, удостоенного “нобелевки” за открытие в области электропроводящих полимеров, родом из Витебска.
Профессор Принстонского университета Пол Кругман - потомок евреев из Брест-Литовска. В 2008 году он получил Нобелевскую премию по экономике за анализ моделей торговли и проблем экономической географии.
Фото: Жорес Алферов, лауреат Нобелевской премии по физике
Белорусская земля подарила миру немало выдающихся ученых. Одни провели в Синеокой детство, другие – родились в семьях переселенцев.
Жорес Алферов, Нобелевская премия по физике, 2000 г.
Сила Беларуси - в ее народе, который создает будущий день своим трудом. И первое ощущение, когда приезжаешь в Беларусь: ты попал в ухоженную, современную, цивилизованную европейскую страну, - сказал Алферов совсем недавно во время своего приезда в страну.
Здесь родились родители нобелевского лауреата, в Витебске в 1930 году появился на свет и он сам, и прожил здесь несколько лет. Потом были многочисленные переезды – до войны и во время ее, а после семья переехала в Минск, где Алферов окончил с золотой медалью местную школу и несколько семестров учился в Политехническом. А потом был перевод в Ленинградский электротехнический и блестящая научная карьера. Кандидатская, докторская, звание профессора, пост вице-президента Академии наук СССР, полтысячи (!) научных работ, полсотни изобретений, мандат депутата Госдумы и, наконец, Нобелевская премия за разработку полупроводниковых гетероструктур.
Современное развитие нанотехнологий базируется на разработках Алферова и его последователей и было бы невозможно без его исследований. Даже многие обыденные вещи в нашей жизни стали возможны только благодаря ему. «Лазер Алферова» используется в проигрывателях компакт-дисков и мобильных телефонах, другие изобретения – в фарах автомобилей, светофорах и кассовых аппаратах в магазинах всего мира.
Родину Алферов не забывает – принимает активное участие в жизни белорусского научного сообщества, в 90-х стал иностранным членом местной Академии наук.
Беларусь - моя Родина. Здесь до 1963 года постоянно жили мои родители, я всегда приезжал домой и на праздники, и в отпуск. А сейчас хочется приехать на Витебщину, на свою землю, чтобы поклониться родным местам.
Саймон Кузнец, Нобелевская премия по экономике, 1971 г.
Один из самых выдающихся экономистов 20 века родился в Пинске в 1901 году, но жизнь связал с другой страной – США, и даже имя переделал на американский лад. До эмиграции его звали Семен, и он успел окончить 4 класса городского реального училища до того, как вместе с матерью и братьями переехал на Украину. Там будущий гений учился в Харьковском коммерческом институте. В США Кузнец попал в 20-х, доучился в Колумбийском университете, много лет преподавал в университете Хопкинса и Гарварде.
Он неохотно говорил о своих ранних годах, - рассказал исследователям сын ученого Пауль в ответ на вопрос о том, что тот говорил о Пинске. - Когда я ещё ребенком спрашивал его о раннем периоде жизни, то обнаружил, что он не хочет рассказывать об этом. Я подозреваю, что лишения, связанные с Первой мировой войной и революцией, были причиной.
Саймон Кузнец – человек, который сделал экономику наукой. Именно он придумал и ввел в оборот термин «валовый национальный продукт». Считающуюся ныне прописной истину о том, что в бедных странах неравенство доходов существеннее, чем в богатых, доказал именно Кузнец. Нобелевскую премию ему дали за «эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к новому, более глубокому пониманию экономической и социальной структуры и процесса развития в целом».
Менахем Бегин, Нобелевская премия мира, 1978 г.
Любопытно, что в том же Пинском городском реальном училище за полтора десятилетия до Кузнеца весьма успешно обучался еще один великий ученый – Хаим Вейцман. Он, как и еще несколько выходцев из этих мест, спустя десятилетия возглавит государство Израиль, станет первым его президентом.
Он родился в Брест-Литовске (ныне просто Брест), окончил тут еврейскую религиозную школу и государственную гимназию. Всего в Бресте Бегин прожил 18 лет.
Уже потом были радикальные взгляды, аресты, тюрьмы, подпольная борьба и борьба вполне открытая, участие в войне за независимость Израиля, победа в ней, годы в оппозиции и, наконец, победа на выборах во главе движения «Ликуд».
Радикально настроенный оппозиционер стал премьером. Он развернул историю страны, проведя самую масштабную реформу экономики. Он не допустил крупного военного конфликта, подписав Кэмп-Дэвидские соглашения и вернув Египту Синайский полуостров (Египет в ответ признал право Израиля на государство). За Кэмп-Дэвид Бегин и получил Нобелевскую премию на пару с египетским президентом Садатом.
О родных местах он вспоминал скорее с горечью – уж очень много испытаний выпало на долю его и его семьи в Бресте. Но в самом городе гордятся таким выдающимся уроженцем. Несколько лет назад в Бресте был установлен памятник Менахему Бегину.
Ричард Филлипс Фейнман, Нобелевская премия по физике,1965 г.
Его дед и бабка по отцовской линии - Якоб и Анна - жили в Минске, откуда уехали в США в конце XIX века, папе Ричарда было тогда всего пять лет. Жизни в Минске он не помнил, а воспоминаний самого деда история не сохранила.
Сам Фейнман в полушутливых мемуарах не говорит о родине предков, но отдает должное своему деду: благодаря ему даже в годы Великой депрессии они жили лучше многих:
«Мы жили в большом доме; его мой дед оставил своим детям, но помимо этого дома денег у нас было не слишком много. Это был огромный деревянный дом, который я снаружи оплел проводами, во всех комнатах у меня были штепсели, так что я везде мог слушать свои радиоприемники, которые находились наверху, в моей лаборатории».
Фейнман посвятил значительную часть жизни теоретической физике, он создатель квантовой электродинамики. Именно это направление легло в основу физики элементарных частиц. За эти исследования он получил Нобелевку в 1965 году (совместно с еще двумя учеными), но Фейману было чем похвастать и до этой награды, и после. Его часто называли «человеком эпохи Возрождения» - за тотальный интерес ко всему, что окружает человека. Авторитетный журнал Physics World включил ученого в топ-10 самых выдающихся физиков всех времен, поставив в один ряд с Ньютоном, Галилеем и Эйнштейном.
С последним Фейнман, кстати, работал в рамках Манхэттенского проекта: с 1943 по 1945 год группа выдающихся физиков создавала в обстановке особой секретности ядерное оружие. Результатом работы под руководством Роберта Оппенгеймера стали три атомные бомбы. Взрыв «Штучки» на полигоне в Нью-Мексико отрыл ядерную эпоху, «Малыш» был сброшен на Хиросиму, а «Толстяк» - на Нагасаки.
Что любопытно, во время работы в Манхэттенском проекте Фейнман любил… взламывать сейфы коллег с секретной документацией. Делал он это от скуки, но высшее военное руководство Америки все равно раздражал.
Шимон Перес, Нобелевская премия мира-1994
В деревушке Вишнево, что в Минской области, сейчас живет не больше полутысячи человек. В 1941 году здесь разыгралась страшная трагедия. Нацисты согнали жителей поселка в местную синагогу и подожгли. В огне погибли сотни евреев, в том числе все остававшиеся в Беларуси родственники Шимона Переса.
У одного из самых выдающихся израильских политиков сохранилось достаточно много воспоминаний об этих местах. Его семья с ним вместе репатриировалась в Палестину за 7 лет до того пожара – Шимону было уже 11.
Дома у него говорили на иврите, идише, русском и польском языках. Именно тут он, под влиянием деда, начал писать стихи – уже в четыре года!
По мере того как я рос, я вместе с дедом изучал Талмуд. Он умел играть на скрипке и читал мне по-русски Достоевского и Толстого, - рассказывал Перес о белорусском периоде жизни уже будучи состоявшимся политиком.
Даже основные вехи его политической карьеры перечислять придется достаточно долго. Шимон Перес входил в состав 12 (!) правительств и возглавлял все ключевые министерства – от МИД (трижды) и минобороны (дважды) до министерства по делам религий. Дважды был премьер-министром, а с 2007 по 2014 год – президентом страны. К моменту ухода с этой должности Пересу исполнились рекордные для мировой политики 90 лет.
В родное Вишнево Перес с начала 90-х приезжал дважды. Пил из того самого колодца, к которому когда-то совсем маленьким бегал за водой. От старого дома ничего не осталось, кроме этого колодца да фундамента. На нем уже после войны был построен новый дом, и его хозяев сейчас часто тревожат туристы.
Нобелевскую премию мира Перес получил в 1994 году за «усилия по достижению мира на Ближнем Востоке». Что интересно, вместе с ним ее разделили Ясир Арафат и Ицхак Рабин (дважды премьер-министр страны, убит правым экстремистом-одиночкой через год после вручения премии). Мать Рабина Роза Коэн, кстати, родилась и прожила значительную часть жизни в Могилеве.
Светлана Алексиевич, Нобелевская премия по литературе-2015
«За ее многоголосое творчество – памятник страданию и мужеству в наше время» - с такой формулировкой присудили белорусской писательнице премию в области литературы. Алексиевич родилась в Ивано-Франковске в 1948 году в семье белорусского военнослужащего. Потом они переехали в Минск, и студентка БГУ прошла путь от преподавателя до журналистки, а потом от журналистки - к прозаику-документалисту.
Ваше творчество не оставило равнодушными не только белорусов, но и читателей во многих странах мира, - поздравил лауреата Президент Беларуси Александр Лукашенко.
Алексиевич в ответ призналась в любви к России и отметила, что победа эта - не только ее, но и всего народа и страны.
Самые известные художественно-документальные произведения обладательницы Нобелевской премии – это «Чернобыльская молитва», «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики».
КТО ЕЩЕ
Многие лауреаты Нобелевской премии имеют далекие белорусские корни. Как правило, это дети или внуки людей, покинувших белорусскую землю в поисках лучшей жизни на рубеже XIX и XX веков или в годы Первой мировой войны.
Шэлдон Ли Глэшоу, Нобелевская премия по физике-1979
Этот ученый – на самом деле, не Глэшоу, а Глуховский. Фамилию он сменил вслед за своим отцом Льюисом, который вместе с супругой Беллой уехал в США из Бобруйска. Шэлдон родился много позже и посвятил жизнью теории элементарных частиц. Высшую научную награду он получил за теорию объединения электромагнетизма и предсказанное существование слабых нейтральных токов между элементарными частицами.
Алан Хигер, Нобелевская премия по химии-2000
Еще один сын эмигрантов из Российской Империи. Родители его переехали в штат Айова из Витебска. Потом в жизни молодого ученого было еще много переездов, но из Америки он никуда не уезжал. Премия вручена за открытие полимеров, некоторые свойства которых повторяют свойства металлов.
Леонид Канторович, Нобелевская премия по экономике-1975
Этот выдающийся ученый родился и прожил почти всю жизнь в России. Ленинград, Новосибирск, Москва – в этих городах он занимался разработками, которые принесут ему мировое признание. А вот родители его почти всю жизнь провели на белорусской земле. Отец – Виталий Моисеевич – происходил родом из Наднемана, а мать Павлина Григорьевна – коренная минчанка.
Канторович занимался ядерным оружием, а до этого стал создателем линейного программирования. Он был необычайно силен в физике, химии и математике, но премию ему присудили за экономические идеи – «за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов».
Мартин Льюис Перл и Фредерик Райнес, Нобелевская премия по физике-1995
Удивительный случай – два лауреата с белорусскими корнями получили одну премию на двоих! Отец Мартина – Оскар Перл – прожил многие годы в городке Пружаны, что сейчас относится к Бресткой области. А его коллега Райнес – сын выходцев из другого белорусского города – Лиды.
Они разделили Нобелевскую премию за открытия элементарных частиц – тау-лептона (Перл) и нейтрино (Райнес).
Стэнли Прузинер, Нобелевская премия по физиологии и медицине-1997
Его прадеды и прабабки жили сразу в нескольких городах современной Беларуси – Минске, Пружанах, Могилеве, Шклове и Мире. Русская часть пути этой семьи закончилась в Москве, откуда дальний предок Прузинера уехал в США еще до начала XX века.
Ученый совершил выдающееся открытие, обнаружив прионы - безвредные белки, содержащиеся в организме человека, которые в определенный момент становятся агрессивными и вызывают гибель мозга.
Считается, что открытие Прузинера может позволить создать лекарство от болезни Альцгеймера.
Вениамин Лыков
Сегодня в Стокгольме объявили имя лауреата Нобелевской премии по литературе. Светлана Алексиевич! Белорусская писательница, книги которой читают во всем мире на десятках языков, получила самую престижную мировую награду.
Эту новость ждали последние три года: Алексиевич номинировалась еще в 2013 году. Как и в этом году, тогда букмекеры называли ее в числе лидеров.
Постоянный секретарь Шведской академии Сара Даниус сегодня рассказывает: Алексиевич не сразу поняла, что ей звонят из Нобелевского комитета
Я уже связалась со Светланой, - рассказала в интервью председатель жюри Нобелевской премии по литературе Сара Даниус (именно она объявила, что награда досталась Алексиевич). – Когда она, наконец, поняла, кто ей звонит, она была без ума от радости. И прокомментировала это так: «Фантастика!»
Мы дозвонились Алексиевич.
Светлана Александровна, «Комсомолка» поздравляет вас и всех белорусов с победой! Вся редакция кричала от восторга и переполнявших эмоций! Первое ваше слово было: «Фантастика!» Мы верили и знали, что справедливость в итоге торжествует. А вы что, сомневались?
Знаете, Эйнштейн , Бунин ждали по 10 лет, - заметно, что писательницу тоже переполняют эмоции, волнуется.
- Так и вы же ждали!
Но я ждала всего пару лет. Эта новость всегда будет неожиданной, такие великие тени вокруг: Шолохов , Бродский . Так, чтобы я сидела и знала, что я такая великая и обязательно получу – нет, таких мыслей не было.
- Букмекеры ставили на вашу победу уже в третий раз, надежда была сильнее?
Нет, я отношусь к этим вещам, как явлениям природы: я на это влиять не могу, эти вещи должны происходить сами по себе. Я об этом много не думала. ()
В интервью в «Комсомолке» в 2014 году Светлана Алексиевич на вопрос о Нобелевской премии ответила:
Награды для меня - это параллельная жизнь… Я получила в своей жизни большое количество наград. Как раз в то время, когда присуждали Нобелевскую премию, я получила Международную премию мира немецких книготорговцев, это большая награда - Премия мира. И я была рада, что звучит имя моей маленькой Беларуси . Мне было важно на вручении премии сформулировать, что я делаю. Сформулировать так, чтобы это было понятно в другом мире.
ДОСЬЕ «КП»
Светлана Александровна Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в Ивано-Франковске (Украина ) в семье военнослужащего. Отец писательницы - белорус, мать - украинка. После демобилизации отца из армии семья Алексеевич переехала в Беларусь. Светлана Алексиевич окончила журфак БГУ в 1972 году.
Топ-5 книг Алексиевич
«У войны - не женское лицо»
«Чернобыльская молитва»
«Цинковые мальчики»
«Чудный олень вечной охоты»
«Время сэконд хэнд»
Сегодня в Стокгольме в преддверии церемонии вручения Нобелевской премии по литературе Светлана Алексиевич прочитала свою нобелевскую лекцию ..
О проигранной битве
Я стою на этой трибуне не одна... Вокруг меня голоса, сотни голосов, они всегда со мной. С моего детства. Я жила в деревне. Мы, дети, любили играть на улице, но вечером нас, как магнитом, тянуло к скамейкам, на которых собирались возле своих домов или хат, как говорят у нас, уставшие бабы. Ни у кого из них не было мужей, отцов, братьев, я не помню мужчин после войны в нашей деревне - во время второй мировой войны в Беларуси на фронте и в партизанах погиб каждый четвертый беларус. Наш детский мир после войны - это был мир женщин. Больше всего мне запомнилось, что женщины говорили не о смерти, а о любви. Рассказывали, как прощались в последний день с любимыми, как ждали их, как до сих пор ждут. Уже годы прошли, а они ждали: «пусть без рук, без ног вернется, я его на руках носить буду». Без рук... без ног... Кажется, я с детства знала, что такое любовь...
Вот только несколько печальных мелодий из хора, который я слышу...
«Зачем тебе это знать? Это так печально. Я своего мужа на войне встретила. Была танкисткой. До Берлина дошла. Помню, как стоим, он еще мне не муж тогда был возле рейхстага, и он мне говорит: "Давай поженимся. Я тебя люблю". А меня такая обида взяла после этих слов - мы всю войну в грязи, в пыли, в крови, вокруг один мат. Я ему отвечаю: "Ты сначала сделай из меня женщину: дари цветы, говори ласковые слова, вот я демобилизуюсь и платье себе пошью". Мне даже ударить хотелось его от обиды. Он это все почувствовал, а у него одна щека была обожжена, в рубцах, и я вижу на этих рубцах слезы. "Хорошо, я выйду за тебя замуж". Сказала так... сама не поверила, что это сказала... Вокруг сажа, битый кирпич, одним словом, война вокруг...»
«Жили мы около Чернобыльской атомной станции. Я работала кондитером, пирожки лепила. А мой муж был пожарником. Мы только поженились, ходили даже в магазин, взявшись за руки. В день, когда взорвался реактор, муж как раз дежурил в пожарной части. Они поехали на вызов в своих рубашках, домашней одежде, взрыв на атомной станции, а им никакой спецодежды не выдали. Так мы жили... Вы знаете... Всю ночь они тушили пожар и получили радиодозы, несовместимые с жизнью. Утром их на самолете сразу увезли в Москву. Острая лучевая болезнь... человек живет всего несколько недель... Мой сильный был, спортсмен, умер последний. Когда я приехала, мне сказали, что он лежит в специальном боксе, туда никого не пускают. "Я его люблю, - просила я. Их там солдаты обслуживают. Куда ты?" - "Люблю". - Меня уговаривали: "Это уже не любимый человек, а объект, подлежащий дезактивации. Понимаешь?" А я одно себе твердила: люблю, люблю... Ночью по пожарной лестнице поднималась к нему... Или ночью вахтеров просила, деньги им платила, чтобы меня пропускали... Я его не оставила, до конца была с ним... После его смерти... через несколько месяцев родила девочку, она прожила всего несколько дней. Она... Мы ее так ждали, а я ее убила... Она меня спасла, весь радиоудар она приняла на себя. Такая маленькая... Крохотулечка... Но я любила их двоих. Разве можно убить любовью? Почему это рядом - любовь и смерть? Всегда они вместе. Кто мне объяснит? Ползаю у могилы на коленках...»
«Как я первый раз убил немца... Мне было десять лет, партизаны уже брали меня с собой на задания. Этот немец лежал раненый... Мне сказали забрать у него пистолет, я подбежал, а немец вцепился в пистолет двумя руками и водит перед моим лицом. Но он не успевает первым выстрелить, успеваю я...
Я не испугался, что убил... И в войну его не вспоминал. Вокруг было много убитых, мы жили среди убитых. Я удивился, когда через много лет, вдруг появился сон об этом немце. Это было неожиданно... Сон приходил и приходил ко мне... То я лечу, и он меня не пускает. Вот поднимаешься... Летишь...летишь... Он догоняет, и я падаю вместе с ним. Проваливаюсь в какую-то яму. То я хочу встать... подняться... А он не дает...Из-за него я не могу улететь...
Один и тот же сон... Он преследовал меня десятки лет...
Я не могу своему сыну рассказать об этом сне. Сын был маленький - я не мог, читал ему сказки. Сын уже вырос - все равно не могу...»
Флобер говорил о себе, что он человек - перо, я могу сказать о себе, что я человек - ухо. Когда я иду по улице, и ко мне прорываются какие-то слова, фразы, восклицания, всегда думаю: сколько же романов бесследно исчезают во времени. В темноте. Есть та часть человеческой жизни - разговорная, которую нам не удается отвоевать для литературы. Мы ее еще не оценили, не удивлены и не восхищены ею. Меня же она заворожила и сделала своей пленницей. Я люблю, как говорит человек... Люблю одинокий человеческий голос. Это моя самая большая любовь и страсть.
Мой путь на эту трибуну был длиной почти в сорок лет. - от человека к человеку, от голоса к голосу. Не могу сказать, что он всегда был мне под силу этот путь - много раз я была потрясена и испугана человеком, испытывала восторг и отвращение, хотелось забыть то, что я услышала, вернуться в то время, когда была еще в неведении. Плакать от радости, что я увидела человека прекрасным, я тоже не раз хотела.
Я жила в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти. Нам говорили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы пожертвовать собой. Учили любить человека с ружьем. Если бы я выросла в другой стране, то я бы не смогла пройти этот путь. Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди палачей и жертв. Пусть наши родители жили в страхе и не все нам рассказывали, а чаще ничего не рассказывали, но сам воздух нашей жизни был отравлен этим. Зло все время подглядывало за нами.
Я написала пять книг, но мне кажется, что все это одна книга. Книга об истории одной утопии...
Варлам Шаламов писал: «Я был участником огромной проигранной битвы за действительное обновление человечества». Я восстанавливаю историю этой битвы, ее побед и ее поражения. Как хотели построить Царство Небесное на земле. Рай! Город солнца! А кончилось тем, что осталось море крови, миллионы загубленных человеческих жизней. Но было время, когда ни одна политическая идея XX века не была сравнима с коммунизмом (и с Октябрьской революцией, как ее символом), не притягивала западных интеллектуалов и людей во всем мире сильнее и ярче. Раймон Арон называл русскую революцию «опиум для интеллектуалов». Идее о коммунизме по меньшей мере две тысячи лет. Найдем ее у Платона - в учениях об идеальном и правильном государстве, у Аристофана - в мечтах о времени, когда «все станет общим»... У Томаса Мора и Таммазо Кампанеллы... Позже у Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Что-то есть в русском духе такое, что заставило попытаться сделать эти грезы реальностью.
Двадцать лет назад мы проводили «красную» империю с проклятиями и со слезами. Сегодня уже можем посмотреть на недавнюю историю спокойно, как на исторический опыт. Это важно, потому что споры о социализме не утихают до сих пор. Выросло новое поколение, у которого другая картина мира, но немало молодых людей опять читают Маркса и Ленина. В русских городах открывают музеи Сталина, ставят ему памятники.
«Красной» империи нет, а «красный» человек остался. Продолжается.
Мой отец, он недавно умер, до конца был верующим коммунистом. Хранил свой партийный билет. Я никогда не могу произнести слово «совок», тогда мне пришлось бы так назвать своего отца, «родных», знакомых людей. Друзей. Они все оттуда - из социализма. Среди них много идеалистов. Романтиков. Сегодня их называют по-другому - романтики рабства. Рабы утопии. Я думаю, что все они могли бы прожить другую жизнь, но прожили советскую. Почему? Ответ на этот вопрос я долго искала - изъездила огромную страну, которая недавно называлась СССР, записала тысячи пленок. То был социализм и была просто наша жизнь. По крупицам, по крохам я собирала историю «домашнего», «внутреннего» социализма. То, как он жил в человеческой душе. Меня привлекало вот это маленькое пространство - человек... один человек. На самом деле там все и происходит.
Сразу после войны Теодор Адорно был потрясен: «Писать стихи после Освенцима - это варварство». Мой учитель Алесь Адамович, чье имя хочу назвать сегодня с благодарностью, тоже считал, что писать прозу о кошмарах XX века кощунственно. Тут нельзя выдумывать. Правду нужно давать, как она есть. Требуется «сверхлитература». Говорить должен свидетель. Можно вспомнить и Ницше с его словами, что ни одни художник не выдержит реальности. Не поднимет ее.
Всегда меня мучило, что правда не вмещается в одно сердце, в один ум. Что она какая-то раздробленная, ее много, она разная, и рассыпана в мире. У Достоевского есть мысль, что человечество знает о себе больше, гораздо больше, чем оно успело зафиксировать в литературе. Что делаю я? Я собираю повседневность чувств, мыслей, слов. Собираю жизнь своего времени. Меня интересует история души. Быт души. То, что большая история обычно пропускает, к чему она высокомерна. Занимаюсь пропущенной историей. Не раз слышала и сейчас слышу, что это не литература, это документ. А что такое литература сегодня? Кто ответит на этот вопрос? Мы живем быстрее, чем раньше. Содержание рвет форму. Ломает и меняет ее. Все выходит из своих берегов: и музыка, и живопись, и в документе слово вырывается за пределы документа. Нет границ между фактом и вымыслом, одно перетекает в другое. Даже свидетель не беспристрастен. Рассказывая, человек творит, он борется со временем, как скульптор с мрамором. Он - актер и творец.
Меня интересует маленький человек. Маленький большой человек, так я бы сказала, потому что страдания его увеличивают. Он сам в моих книгах рассказывает свою маленькую историю, а вместе со своей историей и большую. Что произошло и происходит с нами еще не осмысленно, надо выговорить. Для начала хотя бы выговорить. Мы этого боимся, пока не в состоянии справиться со своим прошлым. У Достоевского в «Бесах» Шатов говорит Ставрогину перед началом беседы: «Мы два существа сошлись в беспредельности... в последний раз в мире. Оставьте ваш тон и возьмите человеческий! Заговорите хоть раз голосом человеческим».
Приблизительно так начинаются у меня разговоры с моими героями. Конечно, человек говорит из своего времени, он не может говорить из ниоткуда! Но пробиться к человеческой душе трудно, она замусорена суевериями века, его пристрастиями и обманами. Телевизором и газетами.
Мне хотелось бы взять несколько страниц из своих дневников, чтобы показать, как двигалось время... как умирала идея... Как я шла по ее следам...
1980–1985 гг.
Пишу книгу о войне... Почему о войне? Потому что мы военные люди - мы или воевали или готовились к войне. Если присмотреться, то мы все думаем по-военному. Дома, на улице. Поэтому у нас так дешево стоит человеческая жизнь. Все, как на войне.
Начинала с сомнений. Ну, еще одна книга о войне... Зачем?
В одной из журналистских поездок встретилась с женщиной, она была на войне санинструктором. Рассказала: шли они зимой через Ладожское озеро, противник заметил движение и начал обстреливать. Кони, люди уходили под лед. Происходило все ночью, и она, как ей показалось, схватила и стала тащить к берегу раненого. «Тащу его мокрого, голого, думала одежду сорвало, - рассказывала. - А на берегу обнаружила, что притащила огромную раненую белугу. И загнула такого трехэтажного мата - люди страдают, а звери, птицы, рыбы - за что? В другой поездке услышала рассказ санинструктора кавалерийского эскадрона, как во время боя притащила она в воронку раненого немца, но что это немец обнаружила уже в воронке, нога у него перебита, истекает кровью. Это же враг! Что делать? Там наверху свои ребята гибнут! Но она перевязывает этого немца и ползет дальше. Притаскивает русского солдата, он в бессознании, когда приходит в сознание, хочет убить немца, а тот, когда приходит в сознание, хватается за автомат и хочет убить русского. "То одному по морде дам, то другому. Ноги у нас, - вспоминала, - все в крови. Кровь перемешалась"».
Это была война, которую я не знала. Женская война. Не о героях. Не о том, как одни люди героически убивали других людей. Запомнилось женское причитание: «Идешь после боя по полю. А они лежат... Все молодые, такие красивые. Лежат и в небо смотрят. И тех, и других жалко». Вот это «и тех, и других» подсказало мне, о чем будет моя книга. О том, что война - это убийство. Так это осталось в женской памяти. Только что человек улыбался, курил - и уже его нет. Больше всего женщины говорят об исчезновении, о том, как быстро на войне все превращается в ничто. И человек, и человеческое время. Да, они сами просились на фронт, в 17–18 лет, но убивать не хотели. А умереть были готовы. Умереть за Родину. Из истории слов не выкинешь - за Сталина тоже.
Книгу два года не печатали, ее не печатали до перестройки. До Горбачева. «После вашей книги никто не пойдет воевать, - учил меня цензор. - Ваша война страшная. Почему у вас нет героев?» Героев я не искала. Я писала историю через рассказ никем не замеченного ее свидетеля и участника. Его никто никогда не расспрашивал. Что думают люди, просто люди о великих идеях мы не знаем. Сразу после войны человек бы рассказал одну войну, через десятки лет другую, конечно, у него что-то меняется, потому что он складывает в воспоминания всю свою жизнь. Всего себя. То, как он жил эти годы, что читал, видел, кого встретил. Во что верит. Наконец, счастлив он или не счастлив. Документы - живые существа, они меняются вместе с нами...
Но я абсолютно уверена, что таких девчонок, как военные девчонки 41-го года, больше никогда не будет. Это было самое высокое время «красной» идеи, даже выше, чем революция и Ленин. Их Победа до сих пор заслоняет собой ГУЛАГ. Я бесконечно люблю этих девчонок. Но с ними нельзя было поговорить о Сталине, о том, как после войны составы с победителями шли в Сибирь, с теми, кто был посмелее. Остальные вернулись и молчали. Однажды я услышала: «Свободными мы были только в войну. На передовой». Наш главный капитал - страдание. Не нефть, не газ - страдание. Это единственное, что мы постоянно добываем. Все время ищу ответ: почему наши страдания не конвертируются в свободу? Неужели они напрасные? Прав был Чаадаев: Россия - страна без памяти, пространство тотальной амнезии, девственное сознание для критики и рефлексии.
Великие книги валяются под ногами...
1989 г.
Я - в Кабуле. Я не хотела больше писать о войне. Но вот я на настоящей войне. Из газеты «Правда»: «Мы помогаем братскому афганскому народу строить социализм». Всюду люди войны, вещи войны. Время войны.
Меня вчера не взяли в бой: «Оставайтесь в гостинице, барышня. Отвечай потом за вас». Я сижу в гостинице и думаю: что-то есть безнравственное в разглядывании чужого мужества и риска. Вторую неделю я уже здесь и не могу отделаться от чувства, что война - порождение мужской природы, для меня непостижимой. Но будничность войны грандиозна. Открыла для себя, что оружие красиво: автоматы, мины, танки. Человек много думал над тем, как лучше убить другого человека. Вечный спор между истиной и красотой. Мне показали новую итальянскую мину, моя «женская» реакция: «Красивая. Почему она красивая?» По-военному мне точно объяснили, что если на эту мину наехать или наступить вот так... под таким-то углом... от человека останется полведра мяса. О ненормальном здесь говорят, как о нормальном, само собой разумеющимся. Мол, война... Никто не сходит с ума, от этих картин, что вот лежит на земле человек, убитый не стихией, не роком, а другим человеком.
Видела загрузку «черного тюльпана» (самолет, который увозит на Родину цинковые гробы с погибшими). Мертвых часто одевают в старую военную форму еще сороковых годов, с галифе, бывает, что и этой формы не хватает. Солдаты переговаривались между собой: «В холодильник привезли новых убитых. Как будто несвежим кабаном пахнет». Буду об этом писать. Боюсь, что дома мне не поверят. В наших газетах пишут об аллеях дружбы, которые сажают советские солдаты.
Разговариваю с ребятами, многие приехали добровольно. Поросились сюда. Заметила, что большинство из семей интеллигенции - учителей, врачей, библиотекарей - одним словом, книжных людей. Искренне мечтали помочь афганскому народу строить социализм. Сейчас смеются над собой. Показали мне место в аэропорту, где лежали сотни цинковых гробов, таинственно блестели на солнце. Офицер, сопровождавший меня, не сдержался: «Может тут и мой гроб... Засунут туда... А за что я тут воюю?» Тут же испугался своих слов: «Вы это не записывайте».
Ночью мне снились убитые, у всех были удивленные лица: как это я убит? Неужели я убит?
Вместе с медсестрами ездила в госпиталь для мирных афганцев, мы возили детям подарки. Детские игрушки, конфеты, печенье. Мне досталось штук пять плюшевых Мишек. Приехали в госпиталь - длинный барак, из постели и белья у всех только одеяла. Ко мне подошла молодая афганка с ребенком на руках, хотела что-то сказать, за десять лет тут все научились немного говорить по-русски, я дала ребенку игрушку, он взял ее зубами. «Почему зубами?» - удивилась я. Афганка сдернула одеялко с маленького тельца, мальчик был без обеих рук. - Это твои русские бомбили». Кто-то удержал меня, я падала...
Я видела, как наш «Град» превращает кишлаки в перепаханное поле. Была на афганском кладбище, длинном как кишлак. Где-то посредине кладбища кричала старая афганка. Я вспомнила, как в деревне под Минском вносили в дом цинковый гроб, и как выла мать. Это не человеческий крик был и не звериный... Похожий на тот, что я слышала на кабульском кладбище...
Признаюсь, я не сразу стала свободной. Я была искренней со своими героями, и они доверяли мне. У каждого из нас был свой путь к свободе. До Афганистана я верила в социализм с человеческим лицом. Оттуда вернулась свободной от всех иллюзий. «Прости меня отец, - сказала я при встрече, - ты воспитал меня с верой в коммунистические идеалы, но достаточно один раз увидеть как недавние советские школьники, которых вы с мамой учите, (мои родители были сельские учителя) на чужой земле убивают неизвестных им людей, чтобы все твои слова превратились в прах. Мы - убийцы, папа, понимаешь!?» Отец заплакал.
Из Афганистана возвращалось много свободных людей. Но у меня есть и другой пример. Там, в Афганистане, парень мне кричал: «Что ты, женщина, можешь понять о войне? Разве люди так умирают на войне, как в книгах и кино? Там они умирают красиво, а у меня вчера друга убили, пуля попала в голову. Он еще метров десять бежал и ловил свои мозги...» А через семь лет этот же парень - теперь удачливый бизнесмен, любит рассказывать об Афгане. - Позвонил мне: «Зачем твои книги? Они слишком страшные». Это уже был другой человек, не тот, которого я встретила среди смерти, и который не хотел умирать в двадцать лет...
Я спрашивала себя, какую книгу о войне я хотела бы написать. Хотела бы написать о человеке, который не стреляет, не может выстрелить в другого человека, кому сама мысль о войне приносит страдание. Где он? Я его не встретила.
1990–1997 гг.
Русская литература интересна тем, что она единственная может рассказать об уникальном опыте, через который прошла когда-то огромная страна. У меня часто спрашивают: почему вы все время пишите о трагическом? Потому что мы так живем. Хотя мы живем теперь в разных странах, но везде живет «красный» человек. Из той жизни, с теми воспоминаниями.
Долго не хотела писать о Чернобыле. Я не знала, как об этом написать, с каким инструментом и откуда подступиться? Имя мой маленькой, затерянной в Европе страны, о которой мир раньше почти ничего не слышал, зазвучало на всех языках, а мы, беларусы, стали чернобыльским народам. Первыми прикоснулись к неведомому. Стало ясно: кроме коммунистических, национальных и новых религиозных вызовов, впереди нас ждут более свирепые и тотальные, но пока еще скрытые от глаза. Что-то уже после Чернобыля приоткрылось...
В памяти осталось, как старый таксист отчаянно выругался, когда голубь ударился в лобовое стекло: «За день две-три птицы разбиваются. А в газетах пишут ситуация под контролем».
В городских парках сгребали листья и увозили за город, там листья хоронили. Срезали землю с зараженных пятен и тоже хоронили - землю хоронили в земле. Хоронили дрова, траву. У всех были немного сумасшедшие лица. Рассказывал старый пасечник: «Вышел утром в сад, чего-то не хватает, какого-то знакомого звука. Ни одной пчелы... Не слышно ни одной пчелы. Ни одной! Что? Что такое? И на второй день они не вылетели и на третий... Потом нам сообщили, что на атомной станции - авария, а она рядом. Но долго мы ничего не знали. Пчелы знали, а мы нет». Чернобыльская информация в газетах была сплошь из военных слов: взрыв, герои, солдаты, эвакуация... На самой станции работало КГБ. Искали шпионов и диверсантов, ходили слухи, что авария - запланированная акция западных спецслужб, чтобы подорвать лагерь социализма. По направлению к Чернобылю двигалась военная техника, ехали солдаты. Система действовала, как обычно, по-военному, но солдат с новеньким автоматом в этом новом мире был трагичен. Все, что он мог, набрать большие радиодозы и умереть, когда вернется домой.
На моих глазах дочернобыльский человек превращался в чернобыльского.
Радиацию нельзя было увидеть, потрогать, услышать ее запах... Такой знакомый и незнакомый мир уже окружал нас. Когда я поехала в зону, мне быстро объяснили: цветы рвать нельзя, садиться на траву нельзя, воду из колодца не пить...Смерть таилась повсюду, но это уже была какая-то другая смерть. Под новыми масками. В незнакомом обличии. Старые люди, пережившие войну, опять уезжали в эвакуацию - смотрели на небо: «Солнце светит... Нет ни дыма, ни газа. Не стреляют. Ну, разве это война? А надо становиться беженцами».
Утром все жадно хватали газеты и тут же откладывали их с разочарованием - шпионов не нашли. О врагах народа не пишут. Мир без шпионов и врагов народа был тоже не знаком. Начиналось что-то новое. Чернобыль вслед за Афганистаном делал нас свободными людьми.
Для меня мир раздвинулся. В зоне я не чувствовала себя ни беларуской, ни русской, ни украинкой, а представителем биовида, который может быть уничтожен. Совпали две катастрофы: социальная - уходила под воду социалистическая Атлантида и космическая - Чернобыль. Падение империи волновало всех: люди были озабочены днем и бытом, на что купить и как выжить? Во что верить? Под какие знамена снова встать? Или надо учиться жить без большой идеи? Последнее никому незнакомо, потому что еще никогда так не жили. Перед «красным» человеком стояли сотни вопросов, он переживал их в одиночестве. Никогда он не был так одинок, как в первые дни свободы. Вокруг меня были потрясенные люди. Я их слушала...
Закрываю свой дневник...
Что с нами произошло, когда империя пала? Раньше мир делился: палачи и жертвы - это ГУЛАГ, братья и сестры - это война, электорат - это технологии, современный мир. Раньше наш мир еще делился на тех, кто сидел и кто сажал, сегодня деление на славянофилов и западников, на национал-предателей и патриотов. А еще на тех, кто может купить и кто не может купить. Последнее, я бы сказала, самое жестокое испытание после социализма, потому что недавно все были равны. «Красный» человек так и не смог войти в то царство свободы, о которой мечтал на кухне. Россию разделили без него, он остался ни с чем. Униженный и обворованный. Агрессивный и опасный.
Что я слышала, когда ездила по России...
– Модернизация у нас возможна путем шарашек и расстрелов.
– Русский человек вроде бы и не хочет быть богатым, даже боится. Что же он хочет? А он всегда хочет одного: чтобы кто-то другой не стал богатым. Богаче, чем он.
– Честного человека у нас не найдешь, а святые есть.
– Не поротых поколений нам не дождаться; русский человек не понимает свободу, ему нужен казак и плеть.
– Два главных русских слова: война и тюрьма. Своровал, погулял, сел... вышел и опять сел...
– Русская жизнь должна быть злая, ничтожная, тогда душа поднимается, она осознает, что не принадлежит этому миру... Чем грязнее и кровавее, тем больше для нее простора...
– Для новой революции нет ни сил, ни какого-то сумасшествия. Куража нет. Русскому человеку нужна такая идея, чтобы мороз по коже...
– Так наша жизнь и болтается - между бардаком и бараком. Коммунизм не умер, труп жив.
Беру на себя смелость сказать, что мы упустили свой шанс, который у нас был в 90-ые годы. На вопрос: какой должна быть страна - сильной или достойной, где людям хорошо жить, выбрали первый - сильной. Сейчас опять время силы. Русские воюют с украинцам. С братьями. У меня отец - беларус, мать - украинка. И так у многих. Русские самолеты бомбят Сирию...
Время надежды сменило время страха. Время повернуло вспять... Время сэконд-хэнд...
Теперь я не уверена, что дописала историю «красного» человека...
У меня три дома - моя беларуская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей мамы, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги. Но трудно в наше время говорить о любви.
