Писатель Владимир Короленко: биография, творчество и интересные факты. Владимир галактионович короленко, краткая биография

(1853-1922) - прозаик, публицист.
Родился Короленко в семье уездного судьи, начал учиться в польском пансионе, затем в Житомирской гимназии, а заканчивал Ровенскую реальную гимназию.
В 1871 году окончил ее с серебряной медалью и поступил в Петербургский технологический институт. Но нужда вынудила Короленко оставить учение и перейти на положение "интеллигентного пролетария". В 1874 году он переезжает в
Москву и поступает в Петровскую земледельческую и лесную (ныне Тимирязевскую) академию. В 1876 году был исключен из гимназии на год и выслан в ссылку, которую затем заменили поднадзорным "жительством" в Кронштадте. В восстановлении в Петровской академии Короленко было отказано, и в 1877 году в третий раз он становится студентом - Петербургского горного института.
В 1879 году по доносу агента царской жандармерии Короленко был арестован. На протяжении последующих шести лет он был в тюрьмах, на этапах, в ссылках. В этом же году в петербургском журнале появился рассказ Короленко "Эпизоды из жизни искателя". Находясь в Вышневолоцкой политической тюрьме, он пишет рассказ "Чудная" (рукопись распространилась в списках, без ведома автора рассказ был напечатан в 1893 году в Лондоне, в России - лишь в 1905 году под заглавием "Командировка").
С 1885 года Короленко было разрешено поселиться в Нижнем Новгороде. Следующие одиннадцать лет были периодом расцвета его творчества, активной общественной деятельности. С 1885 года в столичных журналах регулярно публикуются рассказы и очерки, созданные или напечатанные в ссылке: "Сон Макара", "В дурном обществе", "Лес шумит", "Соколинец" и др. Собранные воедино в 1886 году, они составили книгу "Очерки и рассказы". В том же году Короленко работал над повестью "Слепой музыкант", выдержавшей при жизни автора пятнадцать изданий.
Рассказы составили две группы, связанные с источниками тем и образов: украинские и сибирские. Еще один источник впечатлений, отразившийся в ряде произведений Короленко, - Волга и Приволжский край. Волга для него - "колыбель русского романтизма", ее берега еще помнят походы Разина и Пугачева, раздумьями о судьбе русского народа наполнены "волжские" рассказы и путевые очерки: "За иконой", "На затмении" (оба - 1887), "В облачный день" (1890), "Река играет" (1891), "Художник Алымов" (1896) и др. В 1889 году выходит вторая книга "Очерков и рассказов".
В 1883 году Короленко уезжает в путешествие по Америке, результатом которого явился рассказ, а по сути целый роман о жизни украинца-эмигранта в Америке "Без языка" (1895).
Короленко считал себя писателем-беллетристом "только наполовину", другой половиной его работы была публицистика, тесно связанная с его многогранной общественной деятельностью. К середине 80-х годов Короленко публикует десятки корреспонденции и статей. Из его публикаций в газете "Русские ведомости" составилась книга.
"В голодный год" (1893), в ней потрясающая картина народного бедствия связывается с нищетой и крепостной зависимостью, в которой продолжала оставаться русская деревня.
По состоянию здоровья Короленко переселяется в Полтаву (после того, как Российская Академия наук в 1900 году избирает его почетным членом). Здесь он завершает цикл сибирских рассказов ("Государевы ямщики", "Мороз", "Феодалы", "Последний луч"), пишет рассказ "Не страшное".
В 1903 году выходит третья книга "Очерков и рассказов". С 1905 года началась продолжавшаяся до смерти Короленко работа над многотомной "Историей моего современника".
После поражения первой русской революции 1905 года он выступает против "дикой оргии" смертных казней и карательных экспедиций (очерки "Бытовое явление" (1910), "Черты военного правосудия" (1910), "В успокоенной деревне" (1911), против шовинистической травли и клеветы ("Дело Бейлиса" (1913).
Выехав накануне первой мировой войны для лечения за границу, Короленко смог вернуться в Россию лишь в 1915 году. После Февральской революции он выпускает брошюру "Падение царской власти".
Борясь с прогрессирующей болезнью сердца, Короленко продолжает работу над "Историей моего современника", очерками "Земли! Земли!", организует сбор продовольствия для детей Москвы и Петрограда, основывает колонии для сирот и беспризорных, избирается почетным председателем Лиги спасения детей, Всероссийского комитета помощи голодающим. Смерть писателя наступила от рецидива воспаления мозга.
Одна из главных тем художественного творчества Короленко - путь к "настоящему народу". Раздумья о народе, поиски ответа на загадку русского народа, так много определившие в человеческой и писательской судьбе Короленко, тесно связаны с вопросом, который проходит через многие его произведения. "Для чего, в сущности, создан человек?" - так поставлен вопрос в рассказе "Парадокс". "Человек рожден для счастья, как птица для полета", - отвечает в этом рассказе существо, исковерканное судьбой.
Как бы ни была враждебна жизнь, "все-таки впереди - огни!" - писал Короленко в стихотворении в прозе "Огоньки" (1900). Но оптимизм Короленко не бездумный, не закрывающий глаза на реальность. "Человек создан для счастья, только счастье не всегда создано для него". Так Короленко утверждает свое понимание счастья.
Короленко - реалист, которого всегда привлекал романтизм в жизни, размышляющий о судьбах романтического, высокого в суровой, совсем не романтической действительности. У него много героев, чей духовный накал, самосжигающая беззаветность приподнимают их над тупой, сонной действительностью, служат напоминанием о "высшей красоте человеческого духа".
"... Открыть значение личности на почве знания массы", - так формулировал задачу литературы Короленко еще в 1887 году. Это требование, осуществленное в творчестве самого Короленко, связывает его с литературой последующей эпохи, отразившей пробуждение и деятельность масс.

Более чем сорокалетний творческий путь Владимира Галактионовича Короленко (1853—1921) поровну распределяется между XIX и XX вв. Его первый рассказ («Эпизоды из жизни искателя») был написан в 1879 г., а почти за неделю до смерти он еще работал над своим главным произведением — «Историей моего современника».

Соответственно многое связывает писателя с русской классической литературой XIX в., но и век двадцатый с его настойчивыми поисками путей переустройства жизни во всех ее сферах и не менее настойчивым стремлением дать новую жизнь искусству, вдохнуть в него новое содержание оказал существенное влияние на творчество Короленко.

Необычайна биография писателя. Его отец — украинец, состоявший на русской государственной службе и исполнявший свои обязанности судьи с поистине «дон-кихотской» честностью, которую и унаследовал его сын. Мать — полька, человек религиозный, совершавшая свой тихий подвиг любви, «соединенной с печалью и заботой», так же самозабвенно, как героиня повести «Слепой музыкант».

Детство свое Короленко провел в Житомире и Ровно — небольших городках юго-западной России, где национальные проблемы стояли особенно остро. Отдав в детстве дань романтическому увлечению героическим прошлым Украины и Польши, юный Короленко обращается к «передовой русской мысли», и это приводит к тому, что родной становится «не Польша, не Украина, не Волынь, не Великороссия, — а великая область русской мысли и русской литературы, область, где господствовали Пушкины, Лермонтовы, Белинские, Добролюбовы, Гоголи, Тургеневы, Некрасовы, Салтыковы».

И в дальнейшем жизнь многократно будет ставить Короленко в положение, когда нужно делать выбор, причем внешне ситуация будет такова, что по видимости никакого выбора не будет требоваться. Так, например, после убийства народовольцами Александра II правительство потребовало, чтобы все осужденные по политическим делам подписали присягу «на верноподданство новому государю».

Для большинства осужденных это была пустая формальность, а вопрос, подписывать или не подписывать, даже не ставился. Но Короленко после долгих и нелегких размышлений отказался от присяги, поплатился за это ссылкой в Якутию, но никогда впоследствии не сомневался в правильности своего поступка.

Точно так же, когда «по высочайшему повелению» в 1902 г. было отменено избрание М. Горького в почетные академики, Короленко вместе с Чеховым отказался от этого почетного звания. Объясняя мотивы своего отказа, Короленко писал: «...моя совесть, как писателя, не может примириться с молчаливым признанием принадлежности мне взгляда, противоположного моему действительному убеждению» (10, 346).

Когда появились первые очерки и рассказы Короленко, то критикой прежде всего была отмечена романтическая направленность его произведений, сочетающаяся с очень конкретными бытовыми и даже этнографическими описаниями. Тема «вольной волюшки», к которой всегда стремится его герой, каким бы маленьким ни казался он самому себе и окружающим и сколь бы суровыми и бесчеловечными ни были обстоятельства его жизни, быстро выявила своеобразие творчества молодого писателя.

Откликаясь на запросы своего времени, Короленко в критических статьях, дневниковых записях, письмах часто размышляет о том, какие требования к литературе выдвигает современная эпоха, каким должно быть искусство нового времени, что может оно взять из прошлого и что мешает дальнейшему его движению.

Широко известны высказывания Короленко о том, что реализм и романтизм представляют собой как литературные направления абсолютизацию двух противоположных методов изображения человека и общества в их взаимосвязи. Короленко считал, что реализм, основное требование которого — «верность действительности», уподобляет литературу зеркалу, отражающему «то, что есть», «данное состояние общества».

А так как литература целиком зависит от данного состояния общества (в качестве научного обоснования такой зависимости Короленко, в частности, ссылается на теорию И. Тэна), то дать верное отражение действительности — это значит раскрыть причинную обусловленность явлений жизни, отражаемых литературой.

Именно так понимаемый реализм, писал Короленко в 1887 г., идет по тому же пути, что и «чистая наука», но при всей их близости цели науки и искусства все же различны: «И в то время как цель научной работы — дать точное познание предмета в его соотношениях к другим, цель художественного произведения включает в себя первую и прибавляет к ней еще новую: оно стремится установить непосредственную связь данного предмета с глубокими тайниками вашей души посредством вашего воображения, посредством отраженных симпатических чувств и т. д.».

Сведение задачи искусства к установлению «причин и неминуемых следствий» Короленко считал заблуждением, происходящим от смешения одного из важнейших принципов искусства с его целью. Реализм для него «лишь условие художественности, условие, соответствующее современному вкусу, но <...> он не может служить целью сам по себе и всей художественности не исчерпывает».

Неоднократно подчеркивая, что деятельность человека не может выйти «из пределов причинности» и, следовательно, «наши идеалы отразят на себе наш характер, наше прошлое», Короленко в то же время утверждал, что хотя это отражение является важным условием искусства, цель его все же — «в движении, в тех или других идеалах».

Позднее в письме к В. Гольцеву (1894) Короленко противопоставит две точки зрения на художественное творчество: Чернышевского,6 писавшего, что художники «только слабые копиисты» природы, а потому «явление всегда выше изображения», и что нужно стремиться «к реальной правде, как к пределу», — и Мопассана, который подчеркивал, что художник «творит свою иллюзию мира, то, чего нет в действительности, но что он создает взамен того, что есть».

Короленко призывает соединить в одно эти положения, так как не может быть иллюзии мира «без отношения к реальному миру», и в мечтах, идеалах, иллюзиях героев художественных произведений или их создателя всегда проявляется «рождающееся в нас новое отношение человеческого духа к окружающему миру».

Идеал же Короленко определял и как «высшее представление о правде», живущее в душе художника, и как мечту, «являющуюся наилучшим критерием действительности», и как «общую концепцию мира», в соответствии с которой художник группирует явления окружающей жизни, и просто как «возможную реальность».

Отсюда цель истинного художественного произведения заключается, по мысли Короленко, в том, чтобы воспринимающий его мог или представить себе критерий, с которым подходит художник к отражению действительности, или в самом этом отражении мог найти то, что соответствует «высшему представлению о правде», выработанному художником. Последнее же требование заставляет писателя (и это весьма важно для понимания творчества Короленко) изображать «не одно то, что является господствующим в данной современности».

Короленко не принимает натурализм, в произведениях представителей которого действительность принижается и лишается героического начала, а человек полностью определяется жизненными условиями и не способен подняться над ними. Отдавая должное натуралистам за попытку освоения достижений естественных наук и за внимание к новым явлениям жизни, Короленко считал, что уделом натуралистической литературы становится средний, обычный человек.

В то же время романтизм, сосредоточивающий внимание на человеке незаурядном, героическом, стоящем вне общества, не способен, по утверждению Короленко, объяснить, как сложилась такая личность, да и принципиально не ставит такой цели.

Поэтому новое направление в литературе должно стать синтезом реализма и романтизма, в котором крайности этих направлений исчезнут. В соответствии с этим изменится и отношение к герою. «Открыть значение личности на почве значения массы — вот задача нового искусства, которое придет на смену реализма», — пишет Короленко.8 Подобного синтеза в литературе конца XIX столетия не произошло, но реалист Короленко никогда не забывает в своем творчестве о романтико-героическом начале в жизни.

Для русской общественной мысли конца XIX — начала XX в. был характерен обостренный интерес к социологическим проблемам. В это время, помимо статей Н. Михайловского, большой популярностью пользуются социологические работы П. Лаврова, В. Берви-Флеровского, С. Южакова, М. Ковалевского. С большим интересом читаются и обсуждаются труды по философии и социологии И. Тэна, Г. Спенсера, О. Конта, Г. Тарда, П. Лакомба, Э. Дюркгейма.

В 90-е гг. возникает увлечение марксистской социологией. Эту особенность в развитии русской общественной мысли хорошо выразил в своих воспоминаниях Д. Овсянико-Куликовский: «„Социология“, не для меня одного в ту эпоху, было слово особенное, слово с обаянием и властью, — одно из тех, от которых воспламеняются молодые души, — и его магическая сила не уступала могуществу таких вещих слов, каковы Свобода, Прогресс, Идеал и т. д. Социология — венец научного здания. Она откроет законы социальной жизни и прогресса и тем самым даст человечеству возможность преодолеть все отрицательные стороны, все бедствия и недуги цивилизаций».

В 80-х гг. для большинства свободомыслящей русской интеллигенции стала очевидной несостоятельность практических форм и методов борьбы за социальную справедливость, выдвинутых народниками. Но была и другая сторона теории народников — этическая.

И если процесс осмысления ряда народнических догм довольно быстро закончился отказом от них, то этика народников еще долгое время питала русское общество. Идея долга и совести, жажда принести себя в жертву ради простого народа, чувство праведного гнева за несправедливое общественное устройство — все это сохранялось в сознании русской интеллигенции как ценности, которыми не может и не имеет права поступиться человек, жаждущий добра и справедливости.

Этическое богатство народнической теории, героическая жертвенность и высота духа народнической интеллигенции не могли быть безоговорочно отвергнуты радикально настроенными представителями рубежа веков, так как новой этики, равной по значению народнической, в это время по существу еще не было создано. Вот почему для многих представителей поколения Короленко полный отказ от нравственных норм и критериев народничества обозначил бы отказ от демократических идей, от поисков путей преобразования общества.

Появление нового взгляда на жизнь, опирающегося как на открытия социологии и естественных наук, так и на сочетание трезвого исследования действительности с построением «социальных утопий», в которых предугадывается «действительность завтрашнего дня», Короленко связывает именно с поражением народнических методов борьбы.

Когда многочисленные представители народнического движения пошли «в народ» и предъявили ему «таблицу несправедливой социальной арифметики», то крестьяне не только не вступили на путь революционной борьбы, а наоборот, чаще всего отдавали своих искренних благожелателей в руки тех, кто заботился о сохранении существующего порядка. «И мы были поражены сложностью, противоречиями, неожиданностями, которые при этом встретились», — пишет Короленко об этой трагической неудачной «встрече» интеллигента-правдолюбца и простого крестьянина.

Для некоторой части интеллигенции результатом встречи с «меньшим братом» было разочарование в народе; для другой, и Короленко в том числе, — осознание чрезвычайной сложности тех проблем, которые так узко схематично трактовались предшествующим поколением, и стремление найти новые пути понимания человека.

Главным представителем нового субъективно социологического направления в русской общественной мысли Короленко считал Н. К. Михайловского, чьими статьями он «увлекся <...> и пропагандировал их между товарищами» еще в период учебы в Петровской сельскохозяйственной академии.

Ответ на вопрос, как отразилось учение Михайловского на творческих принципах Короленко, помогает осмыслить своеобразие как эстетических взглядов писателя, так и его общественной позиции.

Формулируя основные понятия своей социологии, Михайловский писал в 1875 г., что «субъективным методом называется такой способ удовлетворения познавательной потребности, когда наблюдатель ставит себя мысленно в положение наблюдаемого» и тем самым «приближается к истине настолько, насколько он способен переживать чужую жизнь». Нравственный идеал Михайловского приобретает вполне определенное конкретно-историческое содержание, когда он выдвигает требование «пережить жизнь» крестьянина, встать на точку зрения народа и подчинить общие категории «цивилизаций идее народа».

Смысл приведенных взглядов Михайловского хорошо поясняют очерки Г. Успенского, затрагивающие проблему взаимного непонимания между крестьянином и «интеллигентом-народолюбцем».

Пытаясь осмыслить причины этого непонимания, Успенский делает важное открытие: поступки, взгляды, моральные нормы крестьянина, казавшиеся автору-рассказчику непонятными, нелогичными, рационально не объяснимыми, на самом деле представляют собой стройную систему мироотношения, отдельные компоненты которой настолько пригнаны, что из нее невозможно вынуть тот или иной «кирпичик», как бы ни желал этого автор, находящийся вне данной системы и оценивающий ее с позиции интеллигента-просветителя.

Так, если бы повествователь в очерках «Власть земли» и «Крестьянин и крестьянский труд» указывал, что одни моральные нормы крестьянина хороши, а другие дурны, то в таком случае можно было бы только узнать, какие из этих норм он сам считает истинными, но никак нельзя было бы понять, почему крестьянин в своей жизни руководствуется именно этими этическими принципами.

Встав же на точку зрения крестьянина, Успенский понял, что в рамках существующей в настоящее время крестьянской культуры эти нормы обусловлены всей системой представлений данного социального слоя и мерить их нормами другой культуры так же нелепо, как пытаться измерить площадь комнаты с помощью термометра.

Требование Г. Успенского и Михайловского «встать на точку зрения крестьянина», таким образом, не сводилось к естественному и необходимому для писателя изображению мира через сознание и восприятие героя. За этим требованием стоял отказ от элементарно-оценочной позиции, при которой читатель хорошо представлял себе мировоззрение автора, критерии его оценок, в то время как сам объект авторского исследования во многом оставался «закрытым».

Простейшая оценка тех или иных сторон культуры изучаемого социального слоя при всей внешней ее справедливости не позволяла понять взаимосвязанность, взаимообусловленность «плохих» и «хороших» сторон, которые, будучи вычленены из живого организма культуры, часто приобреталисовсем другой смысл, иную значимость. Короленко принимает данное положение, находя, что художник должен учитывать при изображении своих героев и чужие точки зрения. Поясним это на примере одного из ранних произведений писателя — рассказа «Чудна́я», написанного в 1880 г. в пересыльной тюрьме, но опубликованного в русской прессе только в 1905 г.

Волей судьбы жандарм Гаврилов встречается с мужественной, волевой девушкой-революционеркой Морозовой. Их отношение друг к другу заранее определено той системой представлений, которая сложилась в их социальной среде и справедливость и нравственность которой не ставится ими под сомнение.

Гаврилов до встречи с ссыльными «усердно» служил в эскадроне, мечтал о повышении и твердо знал, что «начальство зря не накажет». Поэтому девушка-революционерка для него — преступница, «змееныш», «дворянское отродье». Морозова же, наоборот, «усердно» нарушала основные законы государства, «начальство» в котором наказывало и поощряло по правилам весьма далеким от справедливости, и потому Гаврилов для нее прежде всего «враг», так как одет в жандармскую шинель и состоит на службе у государства.

«Пережить чужую жизнь», встать на точку зрения Гаврилова и увидеть за ненавистным ей жандармским мундиром доброе сердце крестьянина Морозова не способна. И потому так жестоки ее слова в конце рассказа по его адресу: «Простить! вот еще! Никогда не прощу, и не думайте, никогда! Помру скоро... так и знайте: не простила!».

В сознании же Гаврилова, попавшего в среду ссыльных революционеров, происходят пока еще едва заметные, но уже необратимые изменения. Он утрачивает интерес к службе и даже известие о том, что ему не будет присвоено звание унтер-офицера, к которому он когда-то так стремился, принимает теперь с полным равнодушием.

И если ранее Гаврилов всегда знал, как нужно относиться к жизни и людям, имел на все готовые и, по его мнению, единственно правильные ответы, то теперь он уже во многом сомневается и задает мучающий его вопрос: «И все я эту барышню сердитую забыть не мог, да и теперь то же самое: так и стоит, бывает, перед глазами. Что бы это значило? Кто бы мне объяснил!».

Уже в этом раннем произведении Короленко находит свой способ преломления действительности, благодаря которому открывает в психологии, социальном поведении, мировосприятии своих героев такие области, какие не были еще достаточно освоены русской классической литературой XIX в.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

Проза Короленко - проявление его яркой творческой индивидуальности, но это проявление поддержал художественный реализм, способный в поиске правды жизни объединить разные стилевые начала. И поэтика прозы все это объединила, включая еще повышенную метафоричность, очерковость и правдоподобие. Объединила, чтобы дать полнейшую свободу для художественного воплощения реалистического мироощущения Короленко.

Именно в таком направлении писатель истолковывал поэтику своей прозы. Сделано это было в 1887 г. в письме B.C. Козловскому как ответ на вопрос о значении романтизма в творчестве Короленко: «Вот вопрос, который я себе поставил, и хотя пока не могу считать его для себя решенным (для этого намереваюсь обратиться к литературным источникам из периода возникновения и борьбы романтизма с «классиками»), - однако ответ отчасти предчувствую, и если он верен, то едва ли я вполне могу примкнуть к романтизму, по крайней мере сознательно (художественное творчество не всегда соответствует тем или иным убеждениям и взглядам автора на искусство). Однако и крайний реализм, например, французский, нашедший у нас столько подражателей, - мне органически противен». В дальнейших своих эпистолярных рассуждениях Короленко проникает в самое существо художественного реализма: «Там я высказал только, что современные реалисты забывают, что реализм есть лишь условие художественности, условие, соответствующее современному вкусу, но что он не может служить целью сам по себе и всей художественности не исчерпывает. Романтизм в свое время был условием, и если напрасно натурализм в своей заносчивости целиком топчет его в грязь, то с другой стороны, то, что прошло - прошло, и романтизму целиком не воскреснуть. Мне кажется, что новое направление, которому суждено заменить крайности реализма, - будет синтезом того и другого». Утверждая идею художественного «синтеза», Короленко, по сути дела, указывает на природу нового реализма («художественный реализм»), для которого как раз и характерно объединение разных начал.

Писатель, журналист. Отец – судья, украинского происхождения. Мать – полька. Короленко был разносторонне талантлив: рисовал, был корректором, работал мастеровым. Пережил ссылку из-за ложного доноса в том, что он якобы хотел убить полицейского. Ему было запрещено жить в Петербурге и Москве. После сибирской ссылки жил в Нижнем Новгороде. Именно здесь он написал свои основные циклы очерков и рассказов, повестей. В 1896 году он переезжает в Петербург и входит в редакцию журнала «Русское богатство». 1900 – избран почетным академиком по разряду изящной словесности.

Первые его рассказы – «Сон Макара», серия рассказов из цикла «Очерки сибирского туриста», «Убивец», «Федор Бесприютный». Это рассказы о героях Сибири, с которыми был лично знаком писатель. Прототипами героев являются реальные люди. В рассказе «Сон Макара» автор изобразил не просто сибирского крестьянина, но и человека, который оказывается жертвой безжалостного, несправедливого по отношению к простому человеку мира. Работал он страшно, но жил бедно. Рабский труд, пьянство, голод и холод, ранняя гибель – удел таких людей. В предсмертном сне он беседует с Богом (Тойном), который жалеет его за его тяжелую жизнь. Именно поэтому деревянная чаша его судьбы поднималась все выше и выше над чашей его вынужденных грехов. Художественные картины, в основу которых были положены наблюдения за жизнью сибиряков во время ссылки, были воплощены в серии рассказов «Очерки сибирского туриста». При этом данные рассказы явились контаминацией реальности и вымысла, поэтому их жанровую форму оказалось определить довольно сложно. В данном случае речь идет о синтезе очерковой и рассказовой форм, то есть о слитом жанровом образовании, в связи с чем прозу Короленко называют синтетической, а факты действительности его прозы преобразуются через эстетику художественного вымысла.

Ряд его сибирских произведений посвящен бродягам, «потерянным» людям. Это погибшие, сломленные натуры, которые очень хотят свободы. Однако их духовные поиски нередко приводят их в тупик, в связи с чем они заканчивают либо самоубийством, либо невольной жестокостью по отношению к себе и окружающим. В портретных характеристиках Короленко нередко говорит о страдальческих чертах в их лицах (страдальческая складка губ, глухая тоска в глазах).

Есть герои, которые переходят из рассказа в рассказ: Буран из «Соколинца» напоминает Федора Панова (из рассказа «Федор Бесприютный»), сам Соколинец – Степана из «Марусиной заимки». Этим людям, как правило, свойственны обреченность, покорность судьбе, но и всплески бешенства, негодования, озлобленности на мир и людей (рассказ «Федор Бесприютный»). Героев, которые были бы им противопоставлены, здесь нет, кроме Тимофея из рассказа «Марусина заимка», который представляет собой новый тип героя, владеющего силой земли, так как он крестьянин. Он и на каторге сохраняет в себе крестьянина, не бродяжничает.

Резким противопоставлением описанному миру героев становится мир жестокой власти, системы подавления, разрушения, безжалостного подавления личности. Это мир чиновников, которые упиваются своим произволом и безнаказанностью. Галерея образов:

• тупица и пошляк, жандармский полковник из «Федора Бесприютного»;
• исправник, разбойник с большой дороги из рассказа «Убивец»;
• жандармы, готовые убить человека, из рассказа «Черкес»;
• смотритель тюрьмы, жестокий, - из рассказа «Искушение».

Порядочный человек в этой системе образов – это исключение, нелепость. Чиновники не принимают таких отклонений от нормы.

При этом Короленко представляет и другую систему образов – образы политических ссыльных, о которых нельзя было говорить из-за цензуры. Один из таких образов представлен в рассказе «Чудная» (героиня умирает от чахотки).

Острые нравственно-социальные проблемы были поставлены и в рассказе «В дурном обществе» (1885) и в повести «Слепой музыкант» (1886). Описывается проблема воспитания молодого поколения. Герой первого произведения попадает в «дурное общество» городских бродяг и нищих, которые ютятся на городском кладбище. Но именно здесь герой, сын судьи, получает больше тепла и внимания, чем в семье. Среди этих «проблематичных натур», в числе которых выделяется и Тибурций Драб, есть герои, которые способны по-отечески воспитывать чужих детей, в том числе и названный герой. Именно Тибурций впоследствии помогает судье понять собственного сына.

В данном рассказе поставлен вопрос о социальном расслоении, трагической гибели беззащитных детей (погибает приемная дочь Тибурция). Но именно могила этой девочки объединяет забывшую раздоры семью.

Повесть «Слепой музыкант» - проблема «органического» стремления к свету слепорожденного человека. Но эта первоначальная идея была расширена впоследствии, в ходе создания произведения. Перед читателем разворачивается история развития, становления художественного таланта, сначала мальчика, потом – юного музыканта, а далее – выдающегося пианиста-импровизатора.

Природа, жизнь, стихия народной музыки – необходимое условие для рождения оригинального художника.

Второе условие – знание жизни, уход из комфортной жизни в большой мир с его страданиями, горем, нуждой, что испытывают простые люди.

Влечение мальчика к музыке начинается с простенькой дудочки барского конюха Иоахима, это продолжается в общении с природой и ее голосами, с древними украинскими историческими народными песнями и т.д. Мальчик увлекается роялем, но впоследствии его судьбу меняет дядя, который отправляет молодого человека скитаться с ватагой слепых. Триумфом молодого музыканта, познавшего жизнь, становится его концерт в Киеве. Теперь уже его слушателями становится огромная толпа, узнавшая глубину и ужас жизненной правды.

1893 год – посещение Всемирной выставки в Чикаго. Результатом работы стали статьи об Америке и повесть «Без языка», в которой речь шла о застарелых русских предрассудках и об американской демократии, которая претендовала на высший уровень общественного развития. В центре сюжета – простой русский крестьянин, который выехал в Америку за лучшей долей (Матвей Лозинский). Он очень долго в новой стране не может отвыкнуть от своих привычек. В морском путешествии дл Америки он встречает свою будущую невесту Анну, которая впоследствии в Америке была принята в услужение хозяйки дома, в котором расположился герой. Сама хозяйка – родом из России. Русская барыня-самодурка. При этом герой в Америке очень одинок. Поднимается вопрос свободы, на который автор однозначного ответа не находит. В Америке его называют дикарем. Там же у него было две стычки с американским полицейским, которого он за обиду поверг навзничь кулаком, но газетчики приписывают русскому его убийство. Приехавший за свободой человек оказывается в итоге загнанным, измученным преследованиями.

В повести есть и другие герои, которые олицетворяют прямолинейный, «официально ритуальный» и в то же время примитивный взгляд на мир. Это американский судья.

Еще один герой повести – мистер Евгений Нилов, у которого когда-то в подчинении был Лозинский (Лозинский – бывший крестьянин). Их встреча в Америке, стране свободы, - показатель равенства и американской демократии, о которой писал Короленко. При этом Нилов – вечный искатель лучшей доли, так ничего и не добившийся в Америке, а Лозинскому это удается благодаря его хорошей крестьянской хватке.

Тема, представленная в повести иронически, - тема американской прессы. О журналистах автор говорит как о людях, которые произвольно интерпретируют факты; они демонстрируют не демократичное и не равноправное отношение к людям, называя русских дикарями; агрессивность их поведения заменяет для них поиск истины.

Короленко был не только писателем, но и журналистом. Именно поэтому для него пресса была отражением нравственной физиономии общества.

Короленко называют мастером малых форм: много очерков и рассказов в творчестве.

1886 год – рассказ «Лес шумит»: полесская легенда; «Мгновение» (1900) (история о заключенном герое, которому удается бежать во время шторма из заточения замка). Как правило, это рассказы-притчи или легенды, что в очередной раз подтверждает синтетичность прозы Короленко. Рассказ «Необходимость. Восточная сказка» - о споре двух мудрецов, которые приходят к выводу, что необходимость - не хозяйка жизни каждого человека, а только бездушный счетчик их поступков и душевных движений. Теме стремления к счастью посвящен рассказ «Парадокс» (о герое-калеке, который все виртуозно делает ногами, так как от рождения лишен рук).

80-90 годы его творчества – путевые очерки Короленко.

«Река играет»: главный герой Тюлин, перевозчик, с вечным похмельным синдромом. Однако он простодушный, добрый, открытый, с юмором, неэгоистичный. Рассказ об уникальном русском характере простого человека. Путевая основа очерка – в описании пейзажных картин весенней Ветлуги (описываемой реки). Именно здесь, на этой реке, герой-рассказчик нашел свое успокоение и счастье, среди простых мужиков, живущих в красотах своенравной природы, воплощением которой стала река Ветлуга.

Циклы очерков – Павловские очерки» (1890) (о кустарном ремесле жителей села Павлово). Основное внимание сконцентрировано не на ремесле, а на человеке с его страданиями, существующем в каторжной ситуации труда.

Очерковый цикл «В голодный год» (1892) – о засухе и неурожая, которые преследовали крестьянство.

Еще одна особенность синтетичности его прозы заключается в художественно-публицистической направленности его произведений, о чем говорит и выбранная жанровая форма (очерк).

Задача публицистики, по мнению Короленко, - стоять на страже законного порядка. В статье «Текущая жизнь» он говорит об истинной роли прессы – преследовать пороки общества. Перо журналиста – это оружие, которым можно наносить и отражать удары.

Серия статей «Мултанское жертвоприношение» - о забитой удмуртской деревне, которую пытались обвинить в серии человеческих жертвоприношений. Люди были дважды осуждены на каторгу ни за что. Царский суд имел необходимость столкнуть разные народности. И Короленко доказывает это.

Статья «Бытовое явление» (1910) - протест писателя против смертных казней, которые в то время получили распространение в России.

«Письма к А.В. Луначарскому» (1920) - самые яркие публицистические выступления о псевдореволюционных решениях, которые могли привести государство на грань катастрофы.

) очень типично для того, что в 1880-е и 1890-е годы считалось «художественным». Оно полно эмоциональной поэтичности и «тургеневских» картин природы. Лирический элемент сегодня представляется несколько устарелым и неинтересным, и мы в большинстве, вероятно, предпочтём его последнюю книгу, в которой он почти полностью освободился от «поэтичности». Но именно эта поэтичность пришлась по вкусу русской читающей публике его эпохи, которая оживила культ Тургенева . Хотя всем было известно, что Короленко радикал и революционер, все партии приняли его с равным восторгом. Независимый от партийной принадлежности прием, оказываемый писателям в 80-е гг., был знаком времени. Гаршин и Короленко были признаны классиками (меньшими, но классиками!) раньше, чем получил хотя бы отдаленное признание Лесков (который гораздо крупнее их, но родился в менее удачное время).

Портрет Владимира Галактионовича Короленко. Художник И. Репин, 1912

Поэтичность Короленко хоть и поблекла с годами, но первые его вещи все еще сохраняют часть своего очарования. Ибо даже эта его поэтичность поднимается над уровнем «миловидности» в описаниях величественной северной природы. Северо-восток Сибири с его обширными необжитыми пространствами, короткими полярными днями и ослепительными снежными пустынями живет в его ранних рассказах во всей своей впечатляющей огромности. Он мастерски пишет атмосферу. Все, кто читал, помнят романтический остров с разрушенным замком и высокие, шумящие на ветру тополя в рассказе В дурном обществе (см. полный текст этого рассказа на нашем сайте).

Но неповторимость Короленко – в соединении поэтичности с тонким юмором и неумирающей верой в человеческую душу. Сочувствие к людям и вера в человеческую доброту характерна для русского народника; мир Короленко – это мир, основанный на оптимизме, ибо человек по природе добр, и только дурные условия жизни, созданные деспотизмом и грубым эгоистическим капитализмом, сделали его таким, какой он есть, – бедным, беспомощным, нелепым, жалким и вызывающим раздражение созданием. В первом рассказе Короленко – Сон Макара – есть истинная поэзия, не только в том, как написан якутский ландшафт, но, главное, в глубочайшем и неистребимом авторском сочувствии к темному непросвещенному дикарю, наивно-эгоистичному и все-таки несущему в себе луч божественного света.

Владимир Галактионович Короленко. Видеофильм

Особенно прелестен короленковский юмор. В нем совершенно нет сатирических ухищрений. Он непринужденный, естественный, и есть в нем та легкость, которая у русских авторов встречается редко. У Короленко юмор нередко перевит с поэзией, как в прелестном рассказе Ночью , где дети ночью, в спальне, обсуждают захватывающий вопрос – откуда берутся дети. Йом Кипур , со своим забавным древнееврейским дьяволом, представляет собой ту смесь юмора и фантазии, которая так прелестна в ранних рассказах Гоголя , но краски Короленко мягче, спокойнее, и, хотя в нем нет и грамма творческого богатства его великого земляка, он превосходит его теплотой и человечностью. Самый чисто юмористический из его рассказов – Без языка (1895) – повествует о трех украинцах-крестьянах, эмигрировавших в Америку, не зная ни слова ни на одном языке, кроме своего собственного. Русская критика называла этот рассказ диккенсовским, и это справедливо в том смысле, что у Короленко, как и у Диккенса , нелепость, абсурдность персонажей не мешает читателю их любить.

Последняя вещь Короленко – его автобиография, рассказ о собственной жизни, необыкновенно точный и правдивый, но который он, из какой-то сверхщепетильности, назвал историей не своей, но своего современника. Она менее поэтична, чем его первые вещи, она никак не приукрашена, но там очень сильны два главных качества короленковской прозы – юмор и человечность. Мы встречаем там прелестные картины жизни полупольской Волыни; видим его отца, щепетильно-честного, но своенравного. Он вспоминает свои первые впечатления – деревня, школа, великие события, свидетелем которых он стал, – освобождение крестьян и польское восстание . Он показывает нам необыкновенно живые фигуры чудаков и оригиналов – пожалуй, их портреты удались ему лучше всех прочих. Это, конечно, не сенсационная книга, но это восхитительно спокойная история, рассказанная старым человеком (ему было всего пятьдесят пять лет, когда он ее начал, но что-то от «дедушки» в образе Короленко всегда присутствовало), у которого много времени, и он с удовольствием рассказывает, оживляя память о случившемся пятьдесят лет назад.