Сид вишес и нэнси их история. История Сида Вишеса — «Сид и Нэнси

Не могу понять, как можно было взяться снимать такой фильм, как «Сид и Нэнси», и даже не поговорить со мной. Алекс Кокс этого не сделал. В качестве источников - кого только он не использовал. Джо Страммер? Этот певец из The Clash с утробным рыком? Откуда, чёрт побери, ему знать о Сиде и Нэнси? Просто, наверное, никого больше не удалось найти. Был момент, когда Алекс Кокс попытался привлечь меня и направил парня, который играл меня, ко мне в Нью-Йорк. Этот актёр сказал, что хотел бы обсудить сценарий. Пробыл там два дня и за это время я узнал от него лишь, что фильм уже завершён. Всё было сплошной фикцией. Уловкой, чтобы использовать моё имя в связи с фильмом, как поддержку.

По мне так этот фильм - низшее, на что способна природа. Я искренне считаю, что он прославляет героиновую зависимость. Такое прославление определенно заметно в финале, когда это дурацкое такси взмывает в небо. Полная чепуха.
Сцены в запущенных нью-йоркских гостиничных номерах удались отлично, разве что, номера эти должны были быть ещё более запущенными. Все лондонские сцены с участием Pistols - полная чепуха. Никакого ощущения реальности. Парень, который играл Сида, Гэри Олдмен, был весьма хорош. Но и он играл сценического персонажа, а не реального человека. Не думаю, что это вина Гэри Олдмена, он ведь хороший актёр. Если бы только он имел возможность поговорить с кем-нибудь, кто знал Сида. Не думаю, что они вообще собирались проводить серьёзное исследование, чтобы снять серьёзный фильм. Всё ради денег, не так ли? Настолько принизить жизнь человека, и сделать это так успешно... мне очень от этого не по себе. Ирония состоит в том, что мне по-прежнему задают вопросы о фильме. Приходится объяснять, что там всё неправильно. Что всё это - грёбаная фантазия какого-то оксфордского выпускника, который панк-то и не застал. Ублюдок.
Когда я вернулся в Лондон, меня пригласили на премьеру. Я пошёл туда и был совершенно потрясён. При первой же встрече с Алексом Коксом я сказал ему, что застрелил бы его, будь такая возможность... Я и сейчас о нём крайне низкого мнения. Может быть, пора, наконец, появиться реальному Сиду?

Ну, а то, как изобразили меня, не оскорбительно. Слишком далеко от жизни и нелепо. Полный абсурд. Шампанское и запеченные бобы на завтрак? Извините. Я не пью шампанское. Он даже говорил не так, как я. С ливерпульским акцентом. Хуже всего, в фильме есть намёк на то, что я ревновал Нэнси, и это особенно отвратительно. Нечто, вставленное туда специально. Думаю, этим Алекс Кокс решил продемонстрировать эту свою игривость, типичную для среднего класса. Всё там слишком поверхностно, слишком понятно.

Оригинальный текст (англ.)

I cannot understand why anyone would want to put out a movie like Sid and Nancy and not bother to speak to me; Alex Cox, the director, didn’t. He used as his point of reference - of all the people on this earth - Joe Strummer! That guttural singer from The Clash? What the fuck did he know about Sid and Nancy? That’s probably all he could find, which was really scraping the bottom of the barrel. The only time Alex Cox made any approach toward me was when he sent the chap who was playing me over to New York where I was. This actor told me he wanted to talk about the script. During the two days he was there, he told me that the film had already been completed. The whole thing was a sham. It was a ploy to get my name used in connection with the film, in order to support it. To me this movie is the lowest form of life. I honestly believe that it celebrates heroin addiction. It definitely glorifies it at the end when that stupid taxi drives off into the sky. That"s such nonsense. The squalid New York hotel scenes were fine, except they needed to be even more squalid. All of the scenes in London with the Pistols were nonsense. None bore any sense of reality. The chap who played Sid, Gary Oldman, I thought was quite good. But even he only played the stage persona as opposed to the real person. I don’t consider that Gary Oldman"s fault because he’s a bloody good actor. If only he had the opportunity to speak to someone who knew the man. I don’t think they ever had the intent to research properly in order to make a seriously accurate movie. It was all just for money, wasn"t it? To humiliate somebody’s life like that - and very successfully - was very annoying to me. The final irony is that I still get asked questions about it. I have to explain that it"s all wrong. It was all someone else’s fucking fantasy, some Oxford graduate who missed the punk rock era. The bastard. When I got back to London, they invited me to a screening. So I went to see it and was utterly appalled. I told Alex Cox, which was the first time I met him, that he should be shot, and he was quite lucky I didn"t shoot him. I still hold him in the lowest light. Will the real Sid please stand up? As for how I was portrayed, well, there"s no offense in that. It was so off and ridiculous. It was absurd. Champagne and baked beans for breakfast? Sorry. I don"t drink champagne. He didn"t even speak like me. He had a Scouse accent. Worse, there"s a slur implied in the movie that I was jealous of Nancy, which I find particularly loathsome. There is that implication that I feel was definitely put there. I guess that’s Alex Cox showing his middle class twittery. It’s all too glib, it’s all too easy.

Год IMDb Выход фильма «Сид и Нэнси» (оригинальное название - Sid and Nancy) К:Фильмы 1986 года

Сюжет

Фильм повествует о музыкантах 1970-х годов , о панк-роке, о становлении и распаде группы «Sex Pistols». Главные герои - Сид Вишес, бас-гитарист группы «Sex Pistols», и его подруга Нэнси Спанджен.

Попав в состав «Sex Pistols» практически случайно, Сид Вишес оказался в лучах скандальной славы группы и тут же стал её самым ярким персонажем, слабо владевшим бас-гитарой, но обладавшим имиджем идеального панк-рокера. Он пытался овладеть инструментом, но его игра была неровной и слабой. Почти сразу же после прихода в группу Сид познакомился с Нэнси Спанджен - наркоманкой, которая прибыла в Лондон из Нью-Йорка с единственной целью - переспать с «Sex Pistols». От Джона и Стива она перешла к Сиду, и тот влюбился мгновенно. Они поселились в квартире общей приятельницы Памелы Рук неподалёку от Букингемского дворца , где расположились на одном, общем матрасе - в столовой. Две страсти Сида - к Нэнси и к героину - нарастали неконтролируемо. Нэнси становится для группы опасной обузой. Во время Американского турне «Sex Pistols», в которое коллектив группы напрочь отказался брать Нэнси с собой, Сид впал в депрессию. Но после долгого расставания Сид и Нэнси сблизились ещё сильнее: теперь они противостояли всему миру, и ничто уже не могло их разлучить. Они много путешествовали по всему миру и даже заехали в Нью-Йорк к родственникам Нэнси, но те восприняли парочку негативно и вышвырнули её из своего дома. В то же время, группа решила, что будет продолжать творчество без Сида, так как он отягощал своими наркотическими и алкогольными пристрастиями всю группу. Сид и Нэнси, вернувшись обратно в Англию , залегли на дно. Это продолжалось недолго. 12 октября 1978 года Нэнси скончалась по неустановленным причинам. Одной из версий её смерти было то, что Сид убил её ножом по её же просьбе вследствие большой любви. Сам же музыкант из-за тяжёлой алкогольной и наркотической интоксикации не помнил произошедшего и категорически отрицал свою вину.

В ролях

Гэри Олдмен - Сид Вишес
Хлоя Уэбб - Нэнси Спанджен
Дэвид Хэйман - Малькольм Макларен
Дебби Бишоп - Фиби
Эндрю Скофилд - Джонни Роттен
Ксандер Беркли - Боуэри Снакс
Перри Бенсон - Пол Кук
Тони Лондон - Стив Джонс
Кортни Лав - Гретхен
Энн Лэмбтон - Линда
Кэти Бёрк - Бренда Уиндзор
Джули Сент-Клэр - Панкетт
Виктория Хэрвуд - Хермион

Съёмки

Мать Сида Энн Беверли сначала пыталась противодействовать съёмкам фильма, но после встречи с режиссёром Алексом Коксом решила помочь. Она дала Олдмену на время съёмок металлическую цепь с замком , которую Сид носил на шее.

Чтобы играть истощённого Вишеса, Гэри Олдмен сел на строгую диету и похудел настолько, что однажды даже был ненадолго госпитализирован из-за истощения. Некоторые песни в фильме (My Way , I Wanna Be Your Dog) актёр исполнил самостоятельно.

Лесли Халливел негативно отнёсся к фильму: «Я бы сказал, что некоторые фрагменты стимулирующие, но в основном это всё отвратительно. Соглашусь, что этот фильм является примером социального дна, которое было уменьшено». Он также процитировал строки из рецензии, которые появились в журнале «Sight & Sound »: «Этот фильм является одним большим спектаклем о наркотиках, унижении и смерти, так торжественно преподнесённых, что совершенно не соответствует моральным ценностям».

В своей книге «Сид Вишес - звезда рок-н-ролла» Малколм Батт описывает Уэбб, сыгравшую Спанджен, так: «интенсивно, мощно, и самое важное, что очень правдоподобно». По мнению Uncut Magazine (февраль 2007, выпуск № 117) Гэри Олдмен занял 8 позицию в рейтинге «10 лучших актеров в rockin" роли». Олдмен в роли Сид Вишеса был описан как «чрезвычайно сочувствующее чтение номинальной главы панка, как потерянный и изумлённый взрослый ребёнок». И наоборот, Эндрю Скофилд занял первое место в рейтинге «10 худших участников Rockin" ролей», сыграв Джонни Роттена как «совершенно не похожий ни внешне, ни по поведению отстойник». Некоторым критикам очень не понравилось, как Джонни изобразили на экране: «Люди имеют неправильное представление о Роттене - в этом фильме Алекса Кокса он выглядит как придурок. Он зол на него, в результате чего он выглядит идиотом… Джон обладает фантастическим остроумием, а не чёрным чувством юмора».

Реакция Джона Лайдона

Джон Лайдон , более известный как вокалист «Sex Pistols » Джонни Роттен, прокомментировал фильм в автобиографии 1994 года «Роттен: ирландцам, неграм и собакам вход воспрещён»:

Оригинальный текст (англ.)

Однако стоит отметить, что Страммер только встретился с Алексом Коксом впервые после завершения фильма, в стороне. Встреча пары вовлекала обсуждение над саундтреком к фильму, а не сценарию фильма. Важно помнить, что Лайдон всего лишь сделал предположение.

В более позднем интервью Роттену был задан вопрос: «Верно ли что-нибудь в фильме?», на который он ответил: «Возможно, имя Сида». Алекс Кокс утверждал, что ненависть Джонни к кинофильму была понятна, учитывая, что она была основана на инциденте с его жизнью и центрируется вокруг одного из его друзей. Другие участники группы были гораздо менее откровенны о кинофильме, чем Роттен, хотя он утверждал, что Пол Кук был расстроен по поводу фильма больше, чем он.

Саундтрек

Официальный сборник саундтреков не содержит песни Sex Pistols или Сида Вишеса. Однако Гэри Олдмен исполнил несколько песен с той аранжировкой, которую Сид использовал на своих концертах.

Песня	Исполнитель
«Love Kills» (Title Track)	Joe Strummer
«Haunted»	The Pogues
«Pleasure and Pain»	Steve Jones
«Chinese Choppers»	Pray for Rain
«Love Kills»	Circle Jerks
«Off the Boat»	Pray for Rain
«Dum Dum Club»	Joe Strummer
«Burning Room»	Pray for Rain
«She Never Took No for an Answer»	John Cale
«Junk»	The Pogues
«I Wanna Be Your Dog»	Гэри Олдмен
«My Way »	Гэри Олдмен
«Taxi to Heaven»	Pray for Rain

Награды и номинации

Награды

Кинофестиваль в Сан-Паулу
- Приз критиков - Алекс Кокс

Номинации

Премия BAFTA
- Лучший грим - Питер Фрэмптон

Напишите отзыв о статье "Сид и Нэнси"

Примечания

Ссылки

на GaryOldman.info

Отрывок, характеризующий Сид и Нэнси

Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.

Лучи солнца, проникающие в комнату их номера, где, держась за руки, спали вместе Сид и Нэнси. Их не разлучало ничего, но они знали, что это их последняя ночь, что именно сегодня им суждено умереть. Умирать вместе вечно повторял Сид.
Это было однажды ночью, они оба были под героином, но всё равно понимали многое. Лежа на кровати Нэнси спросила:
-Если я попрошу тебя убить меня, ты убьёшь?
-Почему я должен это сделать? Как я буду жить без тебя?
-А затем ты убьёшь себя.
Положив голову ему на плечо, она наслаждалась минутами с ним, понимая, что совсем скоро их не станет.
Утро 12 числа начиналось с попытки достать дозу наркотиков. У обоих была жуткая ломка, срывы, истерики, но одна фраза: Прости
На весь номер, отрезвляла разум. Набрав номер Рокетса, Нэнси промолвила:
-Привези мне дозу диалудида, быстрее, мне ужасно плохо.
Спустя час явился Рокетс и сказал, что дозу он найти не смог, на что Нэнси орала на него. Он хлопнул дверью и ушёл.
Сид подсел к Нэнси на кровать: Детка, не переживай мы достанем дозу.
Набрав ещё одного наркодилера они получили наконец дозу наркотиков, прибывав под тунуилом Сид и Нэнси отправились в бар. Проведя там время до глубокой ночи, они вернулись в номер только около полуночи. Используя ещё одну дозу, они оба легли на кровать, они только лежали в объятиях друг друга. На утро, проснувшись, Нэнси увидела, что Сид куда-то одевается.
-Куда ты? Постой не уходи! Ты обещал, обещал быть со мной.
Сид не уходи, прошу. Сиииид…
Сид пытался выйти из номера, но ничего не вышло, Нэнси пыталась остановить его, как только могла, орав на весь номер:
-Сид, не уходи, ты обещал. Я не могу без тебя. Сид.
Оказавшись на полу, они оба вжались друг в друга.
-Сид, я прошу тебя, не уходи. Ты обещал, обещал мне, что не бросишь меня, а ты собираешься уходить.
После очередной дозы наркотиков, они легли на кровать, и не заметили, как уснули.

Ночь. Окровавленная кровать. Нэнси встает с кровати, направляется в ванну. Включает свет, видит своё отражение в зеркале. Падает на пол со словами: Сид, помоги, мне плохо.
Нэнси перестаёт дышать, её душа свободна отныне, но ведь Сид жив, душа не совсем и свободна.

Утро. Сид сидит на кровати с ножом, окровавленным в руках. Вокруг него полиция.

Время 11 утра, полиция обыскивает мою квартиру. Найдя в ящиках большое количество наркотиков и шприцов, а так же мой окровавленный нож, купленный накануне. Они конфисковали всё найденное, но зачем? Они ведь знают что я наркоман, и я помру без дозы. Чёртовы копы.
Идя по коридору с наручниками на руках, я плакал и повторял: Бэби, бэби, бэби.
Увидев, Мендельсон я обратился к ней:
-Я убил её. Я не могу жить без неё.
Женщина была так потрясена моими словами, что не запомнила точно фразу, которую я произнёс затем:
-Она упала на нож… Должно быть она упала на нож…
На вопрос полицейского, почему я оставил Нэнси в ванной и отправился за метадоном, я пробормотал лишь: О, я скотина. Меня увезли в участок на 51-й улице в наручниках; здесь позже я сделал признательное заявление и вечером мне предъявили обвинение в убийстве второй степени.
В 14:20 тело моей прекрасной Нэнси в зелёном мешке вывезли из отеля «Челси».

15 октября была похоронена моя малышка на кладбище Царя Давида в Бенсалеме, штата Пенсильвания.

Некоторое время спустя я был выпущен из тюрьмы Райкерс под залог в 50 тысяч долларов.

22 октября, по прежнему в состояние глубокого потрясения от смерти возлюбленной, я попытался покончить с собой, приняв смертельную дозу метадона. 28 октября повторил попытку, вскрыв себе вены.

Как утверждал журналист и писатель Малкольм Батт, я повторял при этом:
-Я хочу воссоединиться с ней. Я не исполнил свою часть договора.

Моя детка Нэн заявила мне однажды:
-Я намерена уйти из жизни, не дожив до 21 года во вспышке славы.

Выписавшись из больницы, я ввязался в драку, вновь получив срок 55 дней. 1 февраля я был вновь выпущен под залог и с матерью и группой друзей направился на квартиру своей новой подруги Мишель Робинсон. Здесь я принял дозу героина и потерял сознание. Присутствующие сумели привести меня в чувство, после чего я принял героин вновь. «Могу поклясться, в эти минуты над ним возникла розоватая аура, - позже говорила Энн Беверли. - На утро я принесла ему чаю. Сид лежал в полном умиротворении. Я попыталась растолкать его, и тут поняла, что он холоден… И мёртв» Я был мёртв. Моя душа ушла к ней.

Я рад, рад, что я снова со своей малышкой. Я выполнил часть своего договора. Наши души навеки будут вместе.

Нэнси: Сид, ты снова со мной, я так долго ждала тебя. Я даже тут умирала без тебя.
Сид: Отныне я буду всегда рядом, Бэби.

P.S. Это самая прекрасная пара. Это панковская версия Ромео и Джульетты, только Сид и Нэнси, будут вечно в наших сердцах

«Героиновый рай, и они там вдвоем,
И мы, наверное, туда попадём
По дорогам вен, по дорожкам пыли,
Ведь мы так любили, мы были...

Как Сид Нэнси…

Сид и ….»

Сид и Нэнси, легендарная история любви главных наркоманов XX века. О них слагают истории и разные небылицы. Любовь панка и девицы, мечтавшей прославится на музыкальном поприще. Быстротечна была их жизнь, и не так легка смерть. Но что это было на самом деле? Обычная увлеченность, переросшая в драму, привычка или действительно искренние чувства.

Многие музыканты считали, что Нэнси пристала к Сиду, как к последнему своему спасению...

Относились к ней весьма неоднозначно, однако осталось больше негативных воспоминаний о ней.

Мальком Макларен вспоминал:

„Когда Нэнси Спанджен вошла в мой магазин, это было - как если бы доктор Стрейнджлав наслал бы эту свою ужасную болезнь специально на Англию, выбрав для этого специально мой магазин… Я испробовал все средства, чтобы её - или переехала машина, или отравили, или похитили и отправили бы морем в Нью-Йорк“

В прессе их окрестили «Ромео и Джульетта», не подозревая, что Сида и Нэнси ожидал практически такой исход. Некоторые говорят, что Нэнси значительно отдалила Сида от группы и всех его близких людей, требовав много внимания к себе.

«Если я назову её чудовищем, то - вовсе не по какой-то особой злобе. Это было человеческое существо, нацеленное на саморазрушение, которое вознамерилось увлечь с собой в могилу столько людей, сколько было только возможно. Нэнси Спанджен была совершеннейшим Титаником в поиске своего айсберга, и уж гружёной она желала быть - под завязку» , - говорил Джон Лайдон.

Ему вторила жена Нора: «Она была запредельно разрушена и порочна. Я ни на секунду не сомневалась в том, что девчонка задумала медленно покончить с собой. Этим, собственно, она мало отличалась от других героинистов. Вот только - уходить в одиночестве она не желала. Ей захотелось прихватить с собой Сида»

Группа Sex Pistols.

После распада Sex Pistols пара уехала в Нью-Йорк, где надеялась добиться успеха. Нэнси стала менеджером Сида и устроила ему несколько концертов. Но пристрастие к наркотикам, медленно, но верно убивала молодых людей. Жили они в нью-йоркском отеле и сводили концы с концами, так как почти все деньги уходили на наркотики. На мой взгляд, они оба переживали депрессию, Сид был на пике успеха, пока группа не развалилась. В новом для него городе ничего не получалось и постоянные ссоры с Нэнси добивали плачевное состояние Сида.

12 октября стал самым шумном днем в Ню-Йорке, тело мертвой Нэнси Спанджен вынесли из комнаты номер 100 отеля Челси. Сид был в туманном состоянии. По показаниям свидетелей они все время употребляли наркотики. Известно, что Нэнси была убита ножом, который сама же купила для Сида. Сида Вишеса отвезли в участок, предъявив ему обвинение в убийстве второй степени. Позже он был выпущен под залог в 50 тысяч долларов. До сих пор не выяснено кто убил подругу музыканта, так как это могли быть наркодиллеры, приходившие к ним. Показания расходились, и дело пришлось закрыть. После смерти Нэнси, Сид пытался покончить с собой, принимая огромную дозу наркотиков и вскрывая себе вены. Он все время говорил:«Я хочу воссоединиться с ней. Я не исполнил свою часть договора».

Сид Вишес был и до сих пор остается культовой фигурой. Если попросить любого встречного назвать первого пришедшего в голову панка, скорее всего, услышишь имя Сида Вишеса. Он был воплощением панк-рока в самом истинном его виде: анархия, дикие выходки, насилие и полное пренебрежение ко всем. Возможно, смерть Вишеса в столь раннем возрасте была роковой, так как он стал на путь саморазрушения и прошел его до конца.

Ранние годы

Сид Вишес появился на свет в Лондоне 10 мая 1957 года. Его отец работал охранником, а мать, наркозависимая хиппи, была безработной. Настоящее имя Сида – Джон Саймон Ричи. Существует множество версий происхождения прозвища, самая известная из которых гласит, что оно было дано юноше в честь композиции Лу Рида "Vicious" и Сида Баррета.

Сразу после рождения сына отец ушел из семьи, и Сид с матерью поселились на острове Ивиса, где прожили 4 года. Вернувшись в Англию, они некоторое время жили в графстве Кент, а затем в Сомерсете. Там мать повторно вышла замуж, но через некоторое время ее второй муж скончался.

Сид не проявлял интереса к учебе и в 15 лет перестал посещать школу. Затем он недолго изучал фотографию в художественном колледже. Как-то Сид говорил, что не мог ни работать, ни учиться. Ему было не интересно читать книги, и он не любил порядок и правила. В это же время Вишес познакомился с модной панк-культурой, которая изменила его навсегда. Он начал красить волосы и вести себя в манере своего кумира Дэвида Боуи.

С музыкантами из "Sex Pistols" Вишес познакомился в магазинчике "SEX". Стив Джонс , Глен Мэтлок и Пол Кук играли здесь по вечерам панк-рок. Вначале они назывались "Swankers", но после того, как их менеджером стал владелец магазина Малкольм Макларен, они переименовались в "Sex Pistols". Вишеса не взяли в новообразованную группу, хотя жена Макларена хотела видеть в качестве вокалиста именно его. Лишь в 1977 году после ухода бас-гитариста Глена Метлока Вишеса взяли на его место.

Скандальная известность

Сид Вишес эпатировал публику всего два года, но стал самым известным музыкантом в истории панк-рока. Впрочем, отношение к музыке он имел косвенное, так как играл на гитаре весьма посредственно и был автором всего одной песни. Однако прощаться с неугомонным Сидом группа не спешила, ведь он мог завести публику как никто другой.

Музыканты прощали Вишесу все, даже то, что он не появлялся на репетициях и был всегда под героином. Кстати, употреблять наркотики научила его мать. Друг детства Джа Уоббл вспоминал, что пришел в ужас, когда увидел, как мать Сида выдает ему дозу героина.

Чтобы понять, каким был Вишес, достаточно вспомнить несколько случае из его жизни. В 1978 году "Sex Pistols" отправились в турне по Соединенным Штатам, где получили невероятную популярность. В один из первых концертов в Мемфисе Сид заявился на репетицию пьяным и начал швырять во всех стульями. Затем он порезал себе ножом руку, чем вызвал шок у музыкантов. Во время концерта он снял с себя наложенные на руку бинты и показал публике глубокую кровоточащую рану. По словам полицейского, следившего за порядком в зале, складывалось впечатление, что на сцене находятся псих, который сбежал из больницы. В этом был весь Вишес, олицетворявший панк-истерию того времени.

Возможно, судьба Сида Вишеса не была бы так трагична, если бы не знакомство с наркоманкой Нэнси Спанджен . Никто уже не мог его спасти, даже лучший друг Джон Роттен. Сид слепо любил Нэнси и не видел, что она тянет его на дно. Приятельница рокера Памела Рук говорила, что Нэнси Спанджен была очень неприятным человеком, и все это видели, кроме Сида. Она тяготела к саморазрушению еще больше, чем он, поэтому не удивительно, что их жизнь пошла наперекосяк.

Несмотря на отсутствие самодисциплины, "Sex Pistols" отыграли потрясающие концерты в США. Их слава шла впереди них, и через время они уже составили конкуренцию известной нью-йоркской панк-группе "Ramones". Когда группа вернулась в Англию, Сиду предложили отправиться в Париж, чтобы исполнить в одном из фильмов композицию Синатры "My way". Ему очень понравилась идея сняться в фильме, и он с радостью согласился. Однако для тех, кто делал этот проект, работа с Вишесом оказалась настоящей пыткой. Бесшабашный музыкант был постоянно под героином, поэтому мало понимал, что происходит в реальности. Джулиен Темпл вспоминал, что два дня съемочная группа пыталась заставить Сида спеть песню, но он так и не смог открыть рот.

Ромео и Джульетта панка

Трудно сказать, насколько сильно любили друг друга Сид и Нэнси. Об их любви ходят легенды, слагают песни и снимают фильмы, но никто не знает, что они на самом деле чувствовали. С уверенностью можно сказать лишь одно – их героиновая зависимость была настолько сильной, что в конечном счете они оба "сгорели".

Летом 1978 года Сид и Нэнси отправились в Нью-Йорк, где организовали собственный коллектив "Vicious White Kids". Их стали преподносить публике как "Ромео и Джульетта панк-культуры". Бесшабашные шоу группы доходили до абсурда. На одном концерте Нэнси в свадебном платье сидела в первом ряду, и вдруг Вишес, который на сцене исполнял песню, начал стрелять в нее из пистолета. Публика была в шоке от кровавого месива, но, как оказалось, это было всего лишь частью шоу! Вскоре зрители уже знали, что от группы можно ожидать что угодно, но пресса все равно называла их психами.

Кровавое предзнаменование сбылось. Утром 12 октября 1978 года Сид после бурной пьянки проснулся в номере отеля "Челси" и, не найдя Нэнси, отправился в ванную. Картина, представшая его взору, шокировала музыканта. Нэнси лежала в ванной с ножом в животе, а все стены были забрызганы кровью. Вишес ничего не помнил и вообще отказыва

Лся понимать произошедшее. Он признался в преступлении, но из-за недостатка улик его отпустили. Говорят, что Нэнси убил дилер, который приносил наркотики, но Сид винил себя и несколько раз даже пытался покончить жизнь самоубийством.

После трех месяцев мучений, во время которых были и повторный арест, и попытки суицида, Вишес однажды вечером принял слишком большую дозу героина и не проснулся. Есть версия, что эту дозу приготовила ему мать, и что героин был 80% чистоты, тогда как он употреблял 5%. Ему не исполнилось и 22 лет…