Женская история (фото, видео, документы). Вера мухина - биография, фото, личная жизнь скульптора В и мухина является автором скульптурного произведения
1 июля исполняется 128 лет со дня рождения Веры Мухиной, автора «Рабочего и колхозницы», каменного оратора сталинской эпохи, как называли ее современники.
Мастерская Веры Мухиной в Пречистенском переулке
Вера Мухина родилась в Риге в 1889 году в богатой купеческой семье. Она рано потеряла мать, умершую от туберкулеза. Отец, опасаясь за здоровье дочери, перевез ее в благоприятный климат в Феодосию. Там Вера окончила гимназию, а позже переехала в Москву, где училась в студиях известных пейзажистов Константина Юона и Ильи Машкова.
На решение Мухиной стать скульптором, в том числе, повлиял трагический случай: катаясь на санях, девушка получила серьезную травму лица. Пластическим хирургам буквально пришлось «пришивать» 22-летней Вере нос. Это происшествие стало символичным, открыв Мухиной точное приложение ее художественному дарованию.
Одно время Вера Игнатьевна жила в Париже и Италии, изучая искусство периода Ренессанса. В СССР Мухина стала одним из самых выдающихся архитекторов. Всеобщая известность пришла к ней после того, как ее монумент «Рабочий и колхозница» был выставлен на Всемирной выставке в Париже в 1937 году.
Именно со скульптурой «Рабочего и колхозницы», ставшей символом «Мосфильма» , а также с простым, на первый взгляд, изобретением — граненым стаканом — связано в сознании большинства имя Веры Мухиной.
Но Москву украшают и другие скульптуры знаменитого мастера, многие из которых были установлены уже после ее смерти.
Памятник Чайковскому
Большая Никитская 13/6
В середине 50-х на Большой Никитской, перед зданием Московской государственной консерватории , установили памятник Петру Чайковскому , над которым скульптор работала 25 лет. В 1929 году по просьбе Николая Жегина — директора дома-музея Чайковского в Клину, Мухиной был выполнен бюст композитора. Спустя 16 лет она получила персональный заказ на создание памятника Чайковскому в Москве.
Первоначальный вариант скульптуры изображал композитора, дирижирующего стоя. Но такой монумент требовал большого пространства, и от него отказались. Второй эскиз изображал Петра Ильича сидящим в кресле перед пюпитром, на котором лежит раскрытая нотная тетрадь. Композицию дополняла фигурка пастушка, говорящая об интересе композитора к народному творчеству. Из-за некоторой двусмысленности пастуха заменили на фигуру крестьянина, а затем убрали и его.
Проект памятника долго не утверждали, и уже тяжелобольная Мухина писала Вячеславу Молотову : «Поставьте моего Чайковского в Москве. Я Вам ручаюсь, что эта моя работа достойна Москвы…». Но памятник установили уже после смерти Мухиной, в 1954 году.
Памятник Чайковскому перед Московской консерваторией
Памятник Максиму Горькому
Парк «Музеон» (Крымский вал, вл. 2)
Проект памятника был разработан скульптором Иваном Шадром в 1939 году. Перед смертью Шадр взял с Мухиной обещание завершить его проект. Вера Игнатьевна обещание выполнила, но при ее жизни скульптура так и не была установлена. Памятник Горькому на площади Белорусского вокзала появился в 1951 году. В 2005 году монумент демонтировали, чтобы расчистить место для строительства транспортной развязки на площади Белорусского вокзала. Затем его положили, в прямом смысле этого слова, в парке «Музеон» , где он пробыл в таком положении два года. В 2007 году Горького отреставрировали и поставили «на ноги». В настоящее время московские власти обещают вернуть скульптуру на ее первоначальное место. Памятник Максиму Горькому работы Мухиной также можно увидеть в сквере у здания Института мировой литературы имени А.М. Горького.
Памятник Горькому столичные власти обещают вернуть к Белорусскому вокзалу
Скульптура «Хлеб»
"Парк Дружбы" (Флотская ул., 1А)
Одной из известных работ Мухиной в 30-е годы стала скульптура «Хлеб» , выполненная для выставки «Пищевая индустрия» в 1939 году. Первоначально, по просьбе архитектора Алексея Щусева , скульптор готовила четыре эскиза композиций для Москворецкого моста, но работа была прервана. Скульптура «Хлеб» стала единственной, к эскизам которой автор вернулась и воплотила идею в жизнь. Мухина изобразила фигуры двух девушек, передающих друг другу сноп пшеницы. По мнению искусствоведов, в композиции «звучит» музыка труда, но труда свободного и гармоничного.
Скульптура "Плодородие" в парке "Дружбы"
«Рабочий и колхозница»
ВДНХ (пр-т Мира, 123 Б)
Самый известный монумент Веры Мухиной был создан для советского павильона на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Идейный замысел скульптуры и первый макет принадлежал архитектору Борису Иофану , автору выставочного павильона. На создание скульптуры был объявлен конкурс, в котором лучшим был признан проект Мухиной. Незадолго до этого муж Веры, известный доктор Алексей Замков , благодаря заступничеству высокого партийного чиновника, вернулся из воронежской ссылки. Семья Веры Мухиной была «на заметке». И кто знает, прошли бы репрессии стороной, если бы не победа в конкурсе и триумф на выставке в Париже.
Работа над статуей заняла два месяца, делали ее на опытном заводе Института машиностроения. По задумке автора, рабочий и колхозница должны были быть обнаженными, но руководство страны такой вариант отвергло. Тогда Мухина одела советских героев в комбинезон и сарафан.
При демонтаже памятника в Париже и его перевозке в Москву пострадали левая рука колхозницы и правая рука рабочего, а при сборке композиции в 1939 году поврежденные элементы были заменены с отступлением от первоначального проекта.
После парижской выставки скульптуру перевезли обратно в Москву, и установили перед входом на Выставку достижений народного хозяйства. Долгие годы скульптура стояла на невысоком постаменте, который Мухина горько называла «пенек». Лишь в 2009 году, после нескольких лет реставрации, «Рабочего и колхозницу» установили на 33-метровую высоту.
Вера Мухина – известный скульптор советского времени, работы которого помнят и в наши дни. Она во многом повлияла на российскую культуру. Самой известной ее работой является монумент «Рабочий и колхозница», также она прославилась созданием граненого стакана.
Личная жизнь
Вера Игнатьевна Мухина родилась в 1889 году в Риге. Ее семья принадлежала к известному купеческому роду. Отец, Игнатий Мухин, был крупным торговцем и покровителем наук и искусств. Родительский дом выдающегося деятеля искусств можно увидеть и в наши дни.
В 1891 году, в возрасте двух лет, девочка теряет мать – женщина умирает от туберкулеза. Отец начинает беспокоиться за свою дочь и ее здоровье, поэтому перевозит ее в Феодосию, где они вместе проживают до 1904 года – в этот год умирает ее отец. После этого Вера с родной сестрой переезжает в Курск к своим родственникам.
Уже в детстве Вера Мухина начинает увлеченно заниматься рисованием и понимает, что искусство вдохновляет ее. Она поступает в гимназию и оканчивает ее с отличием. После Вера переезжает в Москву. Девушка отдает все время своему увлечению: она становится ученицей таких известных скульпторов, как Константин Федорович Юон, Иван Осипович Дудин и Илья Иванович Машков.
С 1912 года Вера активно изучает живопись, учится во Франции и Италии. Больше всего её интересует направление Ренессанса. Девушка проходит такие школы, как студия Коларосси, Академия Гранд Шомьер.
Вера возвращается домой спустя два года, и Москва принимает ее совсем не радушно: начинается Первая мировая война. Девушка не боится тяжелых времен, быстро осваивает профессию медсестры и работает в военном госпитале. Именно в это трагичное время в жизни Веры происходит счастливое событие – она встречает своего будущего мужа Алексея Замкова, военного врача. Кстати, именно он стал для Булгакова прообразом профессора Преображенского в повести «Собачье сердце». После в семье появится сын Всеволод, который станет известным физиком.
В дальнейшем до самой смерти Вера Игнатьевна занимается скульптурой и раскрытием молодых талантов. 6 октября 1953 года Вера Мухина умерла от стенокардии, которая чаще всего является следствием тяжелой физической работы и больших эмоциональных стрессов. И первого, и второго в жизни скульптора было много. Такова краткая биография известной советской женщины.
Творчество и работа
В это же время Мухина Вера Игнатьевна создает эскизы следующих памятников:
- Владимиру Михайловичу Загорскому (революционеру).
- Якову Михайловичу Свердлову (политическому и государственному деятелю).
- Монумент «Освобожденный труд».
- Монумент «Революция».
В 1923 году Веру Мухину и Александру Александровну Экстер приглашают декорировать зал для газеты «Известия» на Сельскохозяйственной выставке. Женщины своей работой производят фурор: они поражают публику своим творчеством и богатой фантазией.
С 1926 года скульптор Вера Мухина начинает вносить свой вклад не только в развитие искусства, но и в просвещение, работая как педагог. Женщина преподавала в Художественном техникуме и в Высшем художественно-техническом институте. Вера Мухина дала толчок творческой судьбе многих российских скульпторов.
В 1927 году была создана всемирно известная скульптура «Крестьянка». После получения первого места на выставке, посвященной Октябрю, начинается путешествие монумента по миру: сначала скульптура едет в музей Триеста, а после Второй мировой «переезжает» в Ватикан.
Наверное, можно сказать, что на это время приходится расцвет творчества скульптора. У многих людей существует прямая ассоциация: «Вера Мухина – «Рабочий и колхозница» – и это не случайно. Это самый известный монумент не только Мухиной, но и в принципе в России. Французы писали, что он является величайшим произведением мировой скульптуры XX века.
В 1945 году Вера Мухина спасает Памятник Свободы в Риге от сноса – ее мнение было одним из решающих в комиссии экспертов. В послевоенные годы Вера увлекается созданием портретов из глины и камня. Она создает целую галерею, в которую входят скульптуры военных, ученых, врачей, писателей, балерин и композиторов. С 1947 года до конца своей жизни Вера Мухина являлась членом президиума и академиком Академии художеств СССР. Автор: Екатерина Липатова
Мухина, Вера Игнатьевна - Вера Игнатьевна Мухина. МУХИНА Вера Игнатьевна (1889 1953), скульптор. Ранние произведения романтически приподняты, лаконичны, обобщенны по формам (“Пламя революции”, 1922 23), в 30 х гг. символическое (символы нового строя в СССР) произведение… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Советский скульптор, народный художник СССР (1943), действительный член АХ СССР (1947). Училась в Москве (1909≈12) у К. Ф. Юона и И. И. Машкова, а также в Париже (1912≈14) у Э. А. Бурделя. С 1909 жила… … Большая советская энциклопедия
- (1889 1953), советский скульптор. Народный художник СССР (1943), действительный член АХ СССР (1947). Училась в Москве (1909 12) у К. Ф. Юона и И. И. Машкова, а также в Париже (1912 14) у Э. А. Бурделя. Преподавала в МВХПУ (1926 27) и… … Художественная энциклопедия
- (1889 1953) российский скульптор, народный художник СССР (1943), действительный член АХ СССР (1947). Ранние произведения романтически приподняты, лаконичны, обобщены по формам (Пламя революции, 1922 23), в 30 х гг. символические (символы нового … Большой Энциклопедический словарь
Род. 1889, ум. 1953. Скульптор. Ученица К. Юона, Э. А. Бурделя. Работы: "Пламя революции" (1922 23), "Крестьянка" (1927), группа "Рабочий и колхозница" (1935 37), надгробие М. А. Пешкова (1935), группа… … Большая биографическая энциклопедия
- (1889 1953), скульптор, народный художник СССР (1943), действительный член АХ СССР (1947). Ранние произведения романтически приподняты, лаконичны, обобщены по формам («Пламя революции», 1922 23); в 30 х гг. создавала символические произведения… … Энциклопедический словарь
- (1889, Рига 1953, Москва), скульптор, народная художница СССР (1943), действительный член Академии художеств СССР (1947). Училась в Москве в студии К.Ф. Юона (1909 11). В те же годы познакомилась с художницей Л.С. Поповой, которая не только… … Москва (энциклопедия)
Vera Muhina Вера Мухина. Портрет работы художника Михаила Нестерова Дата рождения … Википедия
Вера Игнатьевна Мухина Vera Muhina Вера Мухина. Портрет работы художника Михаила Нестерова Дата рождения … Википедия
Книги
- Серия "Жизнь в искусстве" . Выдающиеся художники и скульпторы (комплект из 50 книг) , . Жизнь в искусстве... Красивый романтичный образ, но много ли мы знаем о том, что значит жить в искусстве. Мы восхищаемся картинами и книгами, иногда даже не предполагая, что их авторы умирали…
Рассуждая о месте балета в культуре и связи балета со временем, Павел Гершензон в своем желчном интервью на OpenSpace заявил, что в «Рабочем и колхознице» — знаковой советской скульптуре — обе фигуры на самом деле стоят в балетной позе первого арабеска. Действительно — в классическом балете такой разворот тела именно так и называется; мысль острая. Не думаю, впрочем, что сама Мухина имела это в виду; однако интересно другое: даже если в данном случае Мухина и не размышляла о балете, то вообще на протяжении жизни размышляла — и не раз.
Прошедшая в Русском музее ретроспективная выставка работ художницы дает основания так полагать. Пройдемся по ней.
Вот, например, «Сидящая женщина», маленькая гипсовая скульптурка 1914 года, одна из первых самостоятельных работ Мухиной-скульптора. Маленькая женщина с крепким, молодым телом, реалистически вылепленным, сидит на полу, согнувшись и низко склонив гладко причесанную головку. Это навряд ли танцовщица: тело не тренированное, ноги присогнуты в коленях, спина тоже не слишком гибкая, но руки! Они вытянуты вперед — так, что обе кисти нежно и пластично лежат на ступне ноги, также вытянутой вперед, и именно этим жестом определяется образность скульптуры. Ассоциация мгновенна и недвусмысленна: конечно же, фокинский «Умирающий лебедь», финальная поза. Показательно, что в 1947 году, экспериментируя на Заводе художественного стекла, Мухина возвращается к этой своей совсем ранней работе и повторяет ее в новом материале — в матовом стекле: фигурка становится нежной и воздушной, и то, что было затушевано в глухом и плотном гипсе, — ассоциация с балетом — определяется окончательно.
В другом случае известно, что Мухиной позировала танцовщица. С нее в 1925 году Мухина слепила скульптуру, которую назвала по имени модели: «Юлия» (через год скульптура была переведена в дерево). Однако тут как раз ничто не говорит о том, что натурщица была балериной, — так переосмыслены формы ее тела, которое служило Мухиной лишь отправной точкой. В «Юлии» объединены две тенденции. Первая — кубистическое осмысление формы, лежащее в русле исканий художницы 1910-х — начала 1920-х годов: еще в 1912 году, учась в Париже у Бурделя, Мухина вместе со своими подружками посещала академию кубистов La Palette; подружками же этими были авангардистки Любовь Попова и Надежда Удальцова, уже стоявшие на пороге своей славы. «Юлия» — плод кубистических размышлений Мухиной в скульптуре (в рисунках кубизма было больше). За пределы реальных форм тела она не выходит, но осмысляет их как кубист: проработана не столько анатомия, сколько геометрия анатомии. Лопатка — треугольник, ягодицы — две полусферы, колено — выпирающий углом небольшой куб, натянутое сухожилие под коленом сзади — брус; геометрия живет здесь собственной жизнью.
А вторая тенденция — та, что через два года воплотится в знаменитой «Крестьянке»: тяжесть, весомость, мощь человеческой плоти. Этой весомостью, этой «чугунностью» наливает Мухина все члены своей модели, изменяя их до неузнаваемости: в скульптуре ничто не напоминает о силуэте танцовщицы; просто архитектоника человеческого тела, интересовавшая Мухину, была, вероятно, лучше всего видна на мускулистой балеринской фигуре.
А еще у Мухиной есть собственно театральные работы.
В 1916 году Александра Экстер, тоже близкая подруга и тоже авангардистка, одна из тех троих, кого Бенедикт Лифшиц назвал «амазонками авангарда», привела ее в Камерный театр к Таирову. Ставился «Фамира-кифарэд», Экстер делала декорации и костюмы, Мухина была приглашена выполнить скульптурную часть сценографии, а именно лепной портал «кубо-барочного стиля» (А. Эфрос). Одновременно ей поручили сделать эскиз недостающего костюма Пьеретты для Алисы Коонен в восстановленной Таировым пантомиме «Покрывало Пьеретты»: сценография А. Арапова из прежней, трехлетней давности постановки большей частью сохранилась, однако не вся. А. Эфрос писал тогда о «поправке силы и мужества», которую вносят в спектакль костюмы «молодой кубистки». Действительно, кубистически разработанные зубцы широкой юбки, похожей на гигантский плоеный воротник, выглядят мощно и, кстати, совсем скульптурно. А сама Пьеретта на эскизе выглядит танцующей: Пьеретта-балерина с балетными «выворотными» ногами, в позе динамичной и неуравновешенной и, пожалуй, даже стоящая на пальцах.
После этого Мухина «заболела» театром не на шутку: за год были сделаны эскизы еще к нескольким спектаклям, в том числе «Ужин шуток» Сэма Бенелли и «Роза и крест» Блока (вот сфера ее интересов в те годы: в области формы — кубизм, в области мировоззрения — неоромантизм и новейшее обращение к образам средневековья). Костюмы — совсем в духе Экстер: фигуры динамично вписаны в лист, геометричны и плоскостны — скульптор тут почти не чувствуется, а вот живопись — есть; особенно хорош «Рыцарь в золотом плаще», решенный так, что фигура буквально переходит в супрематическую композицию, которая дополняет ее в листе (или же это отдельно нарисованный супрематический щит?). А сам золотой плащ — жесткая кубистическая разработка форм и тонкая колористическая разработка цвета — желтого. Но осуществлены эти замыслы не были: сценографию «Ужина шуток» делал Н. Фореггер, а пьесу «Роза и крест» Блок передал в Художественный театр; впрочем, похоже, что Мухина сочиняла свои эскизы «для себя» — независимо от реальных планов театра, просто по вдохновению, ее захватившему.
Была и еще одна театральная фантазия, подробно нарисованная Мухиной в 1916-1917 годах (и декорации, и костюмы), и это был балет: «Наль и Дамаянти» (сюжет из Махабхараты, известный русским читателям как «индейская повесть» В. А. Жуковского, перевод — с немецкого, конечно, а не с санскрита). Биограф скульптора рассказывает, как Мухина увлеклась и как даже сама придумывала танцы: трое богов — женихи Дамаянти — должны были появляться перевязанными одним шарфом и танцевать как одно многорукое существо (индийская скульптура в Париже произвела на Мухину сильнейшее впечатление), а потом уже каждый получал свой собственный танец и свою пластику.
Три неосуществленные постановки за год, работа без всякого прагматизма — это уже похоже на страсть!
Но театральным художником Мухина не стала, и через четверть века она возвращается к театральной — балетной тематике иначе: в 1941 году она делает портреты великих балерин Галины Улановой и Марины Семеновой.
Созданные практически одновременно и изображающие двух главных артисток советского балета, которые воспринимались как две грани, два полюса этого искусства, портреты эти, тем не менее, парными ни в коей мере не являются, настолько они разные и по подходу, и по художественному методу.
Бронзовая Уланова — только голова, даже без плеч, и точеная шея; между тем здесь все равно здесь передано ощущение полета, отрыва от земли. Лицо балерины устремлено вперед и вверх; оно озарено внутренней эмоцией, однако далеко не бытовой: Уланова охвачена возвышенным, совсем неземным порывом. Кажется, что она отвечает на некий зов; это был бы лик творческого экстаза, не будь она столь отрешенной. Глаза ее чуть раскосы, и, хотя роговицы слегка намечены, взгляда почти нет. Раньше у Мухиной бывали такие портреты без взгляда — вполне реалистичные, с конкретным сходством, но с глазами, по-модильяниевски обращенными внутрь; и вот здесь, в разгар соцреализма, вдруг вновь проступает та же модильяниевская тайна глаз, а еще — едва читаемый полунамек на архаические лики, тоже знакомый нам по более ранним работам Мухиной.
Однако ощущение полета достигается не только выражением лица, но и чисто скульптурными, формальными (от слова «форма», а не «формальность», конечно!) методами. Скульптура закреплена лишь с одной стороны, справа, а слева низ шеи до подставки не доходит, он срезан, как крыло, распростертое в воздухе. Скульптура как бы взмывает — без всякого видимого усилия — в воздух, отрывается от основы, на которой должна стоять; именно так пуанты в танце касаются сцены. Не изображая тела, Мухина создает зримый образ танца. И в портрете, запечатлевшем лишь головку балерины, скрыт образ улановского арабеска.
Совсем иной портрет Марины Семеновой.
С одной стороны, он легко вписывается в ряд советских официальных портретов, даже не только скульптурных, но и живописных — эстетический вектор вроде бы тот же. И все-таки, если вглядеться внимательнее, в рамки соцреализма он до конца не вмещается.
Он чуть больше, чем классический поясной, — до низа пачки; нестандартный «формат» продиктован балеринским костюмом. Однако, несмотря на сценический костюм, образа танца здесь нет, задача иная: это портрет Семеновой-женщины. Портрет психологичен: перед нами женщина незаурядная — блистательная, яркая, знающая себе цену, исполненная внутреннего достоинства и силы; пожалуй, чуть насмешливая. Видна ее утонченность, а еще более ум; лицо исполнено покоя и в то же время выдает страстность натуры. То же сочетание покоя и страстности выражает тело: спокойно сложенные мягкие руки — и полная жизни, «дышащая» спина, необыкновенно чувственная, — здесь не глаза, не открытое лицо, а именно эта обратная сторона круглой скульптуры, именно эта эротическая спина приоткрывает тайну модели.
Но кроме тайны модели здесь есть некий секрет самого портрета, самого произведения. Он — в совершенно особом характере достоверности, которая оказывается значимой еще с одной, неожиданной стороны.
Занимаясь историей балета, автор этих строк не раз сталкивалась с проблемой использования произведений искусства как источника. Дело в том, что при всей их наглядности, в изображениях всегда существует некий зазор между тем, как изображаемое воспринималось современниками и как могло выглядеть на самом деле (или, точнее, как воспринималось бы нами). Прежде всего это касается, конечно, того, что сделано художниками; но и фотографии иногда сбивают с толку, не давая понять, где реальность, а где отпечаток эпохи.
К Семеновой это имеет прямое отношение — ее фотографии, как, впрочем, и другие балетные снимки того времени, несут в себе некое несоответствие: танцовщики выглядят на них слишком тяжелыми, почти что толстыми, а Марина Семенова — едва ли не толще всех. И все, что читаешь об этой блистательной балерине (или слышишь от тех, кто видел ее на сцене), вступает в предательское противоречие с ее фотографиями, на которых мы видим полную, монументальную матрону в балетном костюме. Пухлой, полной выглядит она, кстати, и на воздушном акварельном портрете Фонвизина.
Секрет мухинского портрета в том, что он возвращает нам реальность. Семенова встает перед нами как живая, и чем больше смотришь, тем больше усиливается это ощущение. Здесь, конечно, можно говорить о натурализме — однако натурализм этот иного свойства, чем, скажем, в портретах XVIII или XIX веков, тщательно имитирующих и матовость кожи, и блеск атласа, и пену кружев. Семенова вылеплена Мухиной с той степенью абсолютно осязаемой, неидеализированной конкретности, которой обладали, скажем, терракотовые скульптурные портреты Возрождения. И так же, как там, перед тобой вдруг открывается возможность увидеть рядом с собой совсем настоящего, осязаемого человека — не только через образ, но и совершенно впрямую.
Вылепленный в натуральную величину, портрет вдруг доподлинно показывает нам, какой была Семенова; стоя рядом с ним, обходя его кругом, мы почти касаемся реальной Семеновой, мы видим ее настоящее тело в его настоящем соотношении стройности и плотности, воздушного и плотского. Получается эффект, близкий к тому, как если бы мы, зная балерину лишь по сцене, вдруг увидели ее вживую, совсем близко: так вот же она какая! Около мухинской скульптуры сомнения оставляют нас: никакой монументальности на самом деле не было, была стать, была женская красота — вот же какой тонкий стан, вот же какие нежные линии! И, кстати, еще мы видим, каким был балетный костюм, как он облегал грудь, как он открывал спину и как он был сделан — это тоже.
Тяжелая гипсовая пачка, отчасти передавая фактуру тарлатана, ощущения воздушности не создает; между тем впечатление как раз точно соответствует тому, что мы видим на балетных фотографиях эпохи: советские крахмальные пачки середины века не столько воздушны, сколько скульптурны. Дизайнерская, как сказали бы мы сейчас, или конструктивная, как сказали бы в 20-е годы, идея взбитых кружев воплощена в них со всей определенностью; впрочем, в тридцатые-пятидесятые ничего такого не говорили, просто так шили и так крахмалили.
В портрете Семеновой нет ее танца; однако сама Семенова есть; причем такая, что нам ничего не стоит представить ее танцующей. То есть кое-что о танце мухинский портрет все же говорит. И как изобразительный источник по истории балета — вполне работает.
И в заключение еще один, совсем неожиданный сюжет: балетный мотив там, где мы меньше всего ожидали его встретить.
В 1940 году Мухина участвует в конкурсе на проект памятника Дзержинскому. Биограф Мухиной О. И. Воронова, описывая замысел, говорит о зажатом в руке «железного Феликса» огромном мече, который упирался даже не в постамент, а в землю и становился главным элементом памятника, оттягивающим на себя все внимание. Но в скульптуре- эскизе никакого меча нет, хотя, возможно, имелось в виду, что он будет в руку вставлен. Зато хорошо видно другое. Дзержинский стоит твердо и жестко, как бы впившись в постамент слегка расставленными длинными ногами в высоких сапогах. Лицо его тоже жестко; глаза сужены в щелки, рот между усами и узкой бородкой как бы слегка ощерен. Сухощавое тело пластично и стройно, почти по-балетному; корпус развернут на effacee; правая рука слегка заведена назад, а левая с напряженно сжатым кулаком слегка выброшена вперед. Возможно, она как раз и должна была сжимать меч (только почему же левая?) — вполне похоже, что этой рукой на что-то с силой опираются.
Мы знаем такой жест. Он есть в словаре классической балетной пантомимы. Он есть в партиях колдуньи Мэдж из «Сильфиды», Великого Брамина из «Баядерки» и других балетных злодеев. Именно так, как бы с силой придавливая что-то кулаком сверху вниз, мимируют они слова тайного приговора, тайного преступного замысла: «Я его (их) погублю». И завершается этот жест именно так, в точности так: горделивой и жесткой позой мухинского Дзержинского.
Ходила, ходила Вера Игнатьевна Мухина на балеты.
Работы скульптора Веры Игнатьевны Мухиной считаются воплощением советского официоза. Она и умерла-то в возрасте 64 лет в 1953-м — в один год со Сталиным. Ушла эпоха — ушел и ее певец.
Трудно себе представить человека искусства, который бы улавливал генеральную линию коммунистической партии лучше, чем известный скульптор Вера Мухина. Но не все так примитивно: просто ее дарование как нельзя пришлось ко времени. Да, она не из тех несчастных творцов, которые опередили свою эпоху и которых оценили только потомки. Ее талант пришелся по вкусу вождям советского государства. Но судьба Веры Игнатьевны — это скорее история чудесно уцелевшей. Почти сказка про счастливое спасение из сталинских тисков. Ужас того времени лишь слегка коснулся крылом ее семьи. А ведь в биографии скульптора был целый ряд таких пунктов, за каждый из которых она могла бы заплатить головой. И за меньшее жизни лишались! Но Мухину, как говорится, пронесло. Вера Игнатьевна тяжело пережила его кончину. Но и овдовев, она продолжила в своих творениях воспевать «самое справедливое в мире общество». Соответствовало ли это ее истинным убеждениям? О них она не распространялась. Ее речи - бесконечные разговоры про гражданственность и советский патриотизм. Для скульптора главным было творчество, а в творчестве — монументализм. Советская власть предоставила ей полную свободу в этой области.
Дочь купца
Соцпроисхождение Веры Игнатьевны, по сталинским меркам, оставляло желать лучшего. Ее отец - чрезвычайно богатый купец — торговал хлебом и пенькой. Игнатия Мухина, правда, вряд ли можно было сравнить с купцами-мироедами из произведений Островского. Это был вполне просвещенный человек, по своим вкусам и пристрастиям тяготевший скорее к дворянству, чем к своему сословию. Его жена рано умерла от чахотки. Младшей дочери Вере тогда не было еще и двух лет. Отец обожал своих девочек - ее и старшую Марию - и потакал всем их прихотям. Как-то он, правда, осмелился сказать: мол, Маша — любительница балов и развлечений, а Верочка — нрава твердого, ей можно и дело передать. Но какое там дело... Дочка с детства не выпускала карандаша из рук — отец стал поощрять ее занятия рисованием...
Вскоре после того, как Вера закончила гимназию, девочки осиротели. С опекой над сиротами дело не стало: из родной Риги они переехали в Москву, к весьма состоятельным дядьям — братьям отца. Родным не пришлось по вкусу Верино увлечение искусством. В она занималась в мастерской Константина Юона и мечтала продолжить образование в Париже. Но родственники не разрешали.
Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло: как-то Вера упала с саней и сильно повредила себе лицо, сломав нос.
Дядья решили отправить несчастную племянницу в Париж на лечение с пластической хирургией в России дела обстояли не лучшим образом. А там пусть несчастная сирота занимается, чем хочет.
В столице Мухина стойко перенесла несколько пластических операций — лицо ей восстановили. Там же произошел главный поворот в ее жизни: она выбрала скульптуру. Монументальной натуре Мухиной претили мелкие штрихи, подбор оттенков цвета, которые требуются от рисовальщика и живописца. Ее влекли крупные формы, изображение движения и порывов. Вскоре Вера стала ученицей в студии Бурделя, ученика великого скульптора Родена. Он, надо сказать, не был от нее в особом восторге...
Двое неблагонадежных
Визит в Россию, чтобы проведать родных, закончился тем, что Вера осталась на родине навсегда: началась война 1914 года. Мухина решительно забросила скульптуру и поступила на курсы медсестер. Ближайшие четыре года она провела в госпиталях, помогая больным и раненым. В 1914-м же познакомилась с доктором Алексеем Замковым. Это был подарок судьбы, о котором можно было лишь мечтать. Красивый, умный, талантливый врач от Бога стал мужем Веры Игнатьевны.
Оба были из тех, про кого в скором времени будут говорить — «ходят по лезвию». Замков участвовал в петроградском мятеже 1917 года, а также сильно интересовался разными нетрадиционными методами лечения. Мухина была родом из купцов, ее сестра вышла замуж за иностранца и уехала жить в Европу. Трудно было себе представить более неблагонадежную, с точки зрения советской власти, пару.
Впрочем, когда Веру Игнатьевну спрашивали, за что она полюбила своего мужа, она отвечала: на нее впечатление произвела его «монументальность». Это слово станет ключевым в ее творческой биографии. Монументальность, которую она видела во многом и многих, ее окружавших, спасет жизнь ей и ее мужу.
Другие — не жена — отмечали необычайный врачебный талант Замкова, его поразительную медицинскую интуицию, его интеллигентность. Алексей Андреевич стал одним из прототипов Филиппа Филипповича Преображенского, героя повести Булгакова «Собачье сердце».
Шло время. В 1920 году родился единственный сын Мухиной и Замкова — Всеволод...
Вера Игнатьевна ушла из медсестер и вернулась к скульптуре. Она страстно откликнулась на призыв советской власти заменить памятники царям и их приспешникам на монументы героям новой эпохи.
Скульптор не раз выигрывала конкурсы: ее резцу, к примеру, принадлежат монументальные фигуры Свердлова и Горького. О верности Мухиной идеалам коммунизма говорит сам список ее наиболее значимых работ: «Гимн Интернационалу», «Пламя революции», «Хлеб», «Плодородие», «Крестьянка», «Рабочий и колхозница».
Тем временем сталинизм нарастал, и тучи над семьей стали сгущаться.
Завистники, маскировавшиеся под патриотов советской державы, обвинили Замкова в «знахарстве» и шарлатанстве. Семья попыталась бежать за границу, но в Харькове их сняли с поезда. Они чрезвычайно легко отделались: ссылкой в Воронеж на три года. Через пару лет их вызволил оттуда Максим Горький...
В Москве Замкову разрешили вернуться к работе, а Вера Игнатьевна стала прямо-таки паровозом для семьи. Страшный 1937 год стал для нее триумфальным. После него она стала неприкосновенной.
Любимый скульптор Сталина
Скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница» долгое время стояла на ВДНХ. Нестоличные жители знают ее больше как эмблему киностудии «Мосфильм». Вера Мухина в 1937 году изваяла ее как исполинский монумент, который должен был венчать советский павильон на всемирной выставке в Париже.
Монтаж многотонной статуи шел, как и многое в сталинское время, в авральном режиме. Варить стальных «Рабочего и колхозницу» было трудно. Но особая проблема возникла с развевающимся шарфиком колхозницы. Вера Игнатьевна объясняла: шарфик — важная опорная деталь скульптуры. Кроме того, он придает ей динамизм. Оппоненты утверждали: колхозницы не носят шарфиков, это слишком легкомысленная и неуместная деталь для подобного «полотна». Мухина же не хотела лишать советскую крестьянку такого украшения!
Дело закончилось тем, что директор завода, на котором отливали статую, написал на Мухину донос. Он обвинял ее в том, что контур шарфика повторяет профиль Троцкого. Кляузник надеялся: в НКВД ей припомнят и купеческое происхождение, и сестру за границей, и сомнительного мужа.
В одну из рабочих ночей на завод прибыл сам Сталин. Он осмотрел шарфик и не узрел в нем признаков главного врага народа. Скульптор была спасена...
Парижские газеты, в целом, низко оценили советское искусство, представленное на выставке. На французов произвела впечатление только работа Мухиной, выше которой был лишь фашистский орел со свастикой, венчавший немецкий павильон.
Директора советского павильона по прибытии на родину расстреляли. А Мухину Сталин не тронул. Он считал ее искусство чрезвычайно реалистичным, насквозь советским, а также важным для советского народа. Знал бы малообразованный вождь, как сильно влияли на творчество Веры Игнатьевны кубисты и французский скульптор Аристид Майоль...
Сегодня бы сказали, что Сталин «фанател» от Мухиной: с 1941 по 1952 год она получила пять (!) Сталинских премий. Глава государства, правда, не был поклонником ее мужа. Замкова все время травили, не признавали его заслуг. Его давно арестовали бы, если б не успешная жена. В 1942 году Алексей Андреевич, не выдержав такой жизни, скончался.
Вера Игнатьевна тяжело пережила его кончину. Но и овдовев, она продолжила в своих творениях воспевать «самое справедливое общество в мире». Соответствовало ли это ее истинным убеждениям? О них она не распространялась. Ее речи — бесконечные разговоры про гражданственность и советский патриотизм. Для скульптора главным было творчество, а в творчестве — монументализм. Советская власть предоставила ей полную свободу в этой области.
